Глен Кук - Стальные сны. Серебряный клин

Пес Жабодав поднялся и, огибая особо опасные места, двинулся зигзагами к стене, окружавшей руины монастыря. Суставы похрустывали, кости ныли. Он сильно хромал. Его деревянная нога сгорела дотла в пламени страшного пожара, разразившегося, когда огненный Змей Хромого вернулся, чтобы пожрать собственного хозяина.

Пес утешался тем, что Хромому пришлось куда хуже. Тот вовсе лишился тела.

Пожалуй, он того заслужил.

Как им теперь выбираться из этого переплета?

Встав на задние лапы, Жабодав пристроил морду и переднюю лапу на верхнем краю стены.

Представившееся ему зрелище оказалось даже хуже, чем он ожидал. Говорящих камней было так много, что они окружали монастырь второй стеной. Всюду, где в земле была влага, стояли, жадно впитывая ее, рощицы ходячих деревьев. Привыкшие стойко переносить вечную засуху равнины Страха, они наслаждались.

Сколько это еще продлится, прежде чем они двинутся вперед и начнут взламывать монастырскую стену своими стремительно растущими корнями?

Целые эскадроны кентавров неслись галопом, репетируя атаку и бросая тяжелые копья. Над их головами парило множество мант.

В один прекрасный день вся эта причудливая орда ринется на приступ. Пока у Плетеного нет тела, остановить их будет некому.

Они уже пошли бы в атаку, если б только знали, насколько беспомощны осажденные. Пожалуй, то был единственный разумный поступок Плетеного — исчезнуть, затаиться так, чтобы странные создания за стеной не знали, где он находится. Белая Роза решит, рассчитывал Плетеный, что он завлекает ее в ловушку, притворяясь бессильным.

Хромому было нужно время. Он пожертвовал бы чем угодно и кем угодно, лишь бы выиграть это драгоценное время.

Жабодав повернулся и захромал по направлению к полуразрушенным монастырским строениям. Перепуганные часовые посторонились, пропуская его.

Они знали, что обречены. Все были неслыханно богаты, но уплатили за это страшную цену, продав и свои души. Им уже не придется насладиться своими сокровищами. Все награбленное ими теперь гроша ломаного не стоило.

Слишком поздно было искать выход даже в дезертирстве.

Один из них попытался. Те, снаружи, схватили его. Иногда из-за стены доносились его жуткие вопли, напоминавшие оставшимся, что осаждающие разозлены до предела и не собираются никого держать в плену.

Протиснувшись сквозь тесные помещения, Жабодав спустился по крутым, узким ступенькам в глубокий подвал, где находилась берлога Хромого. Здесь, внизу, тот был надежно укрыт от чудовищных валунов и прочих мерзостей, которые воздушные киты начинали сбрасывать, когда им становилось невтерпеж.

Большое помещение, где устроился Хромой, как и следовало ожидать, было сырым и заплесневелым. Но освещалось оно настолько ярко, насколько позволяли имевшиеся в монастыре светильники. Чтобы как следует выполнить работу, скульпторы нуждались в хорошем освещении.

Голова Хромого, лишенная тела, стояла на полке, неусыпно наблюдая за тем, как идет работа. Два вооруженных солдата и один шаман тоже стояли на страже. Саму работу выполняли три монаха из той дюжины, что осталась в живых после учиненной в монастыре резни.

Бедняги понятия не имели, какова будет награда за их старания. Они питали иллюзии, что смогут вернуться к трудам праведным после того, как закончат эту работу, а их страшные гости навсегда покинут монастырь.

В юго-западном, самом высоком, углу помещения бил небольшой ключ, откуда монастырь черпал воду для своих нужд. Под ключом находился пласт самой лучшей в мире гончарной глины. Монахи долгие столетия пользовались ею. Узнав об этом месторождении, Хромой пришел в неописуемый восторг.

Скульпторы уже успели вчерне сделать новое тело. На радость Хромому. Это будет именно то, о чем он всегда мечтал, а не та чахлая, искалеченная развалина, которая некогда была его собственным телом. Вместе с головой на плечах рост достигнет шести с половиной футов. Это будет прекрасное тело, думал Хромой. Воплощенная мечта всех женщин на свете.

Тонкие детали были проработаны примерно на треть. Проработаны действительно очень хорошо, вплоть до тончайших складок, морщин и пор, свойственных настоящему человеческому телу, но без присущих ему изъянов и недостатков.

На самом деле скульптуру лепил только один монах. Остальные двое увлажняли глину и умащивали ее поверхность маслом, которое должно было удерживать внутри фигуры естественную влагу.

Жабодав смотрел на глиняную фигуру ровно столько времени, чтобы прикинуть, как долго будет длиться пока сопутствовавшая им удача. Результат наблюдений показался ему малоутешительным. Те создания, за стеной, не будут вечно откладывать атаку. Они промешкают еще день-другой, не больше.

Он снова поднялся на поверхность и принялся крадучись бродить от одной стены к другой, высматривая возможные пути для бегства.

Когда грянет гром, он опрометью выскочит наружу, бросится прямо к ближайшему менгиру и перепрыгнет через него. Они не успеют поразить его молнией. А Хромой пусть остается, предоставленный своей судьбе.

Пес сумеет найти себе более благоразумного покровителя. На Хромом свет клином не сошелся.

XXX

Атмосферу в лагере, разбитом к востоку от монастыря, где не так сильно несло трупным запахом, никак нельзя было назвать товарищеской. Я-то старался изо всех сил. Мы с братьями Кручеными, говорящим канюком и парочкой говорящих камней провели несколько совсем неплохих вечеров, вспоминая у походного костра былые лихие дела. Но остальные вели себя… как дети малые.

Ворон не делал попыток поговорить с Душечкой. Все ждал, что та придет к нему первая. Молчун не желал иметь никаких дел с Вороном. Считал, что тот собирается увести его даму. Которая на самом-то деле его девушкой никогда не была. Душечка не разговаривала с Вороном, потому что ждала, пока он встанет перед ней на колени и принесет двадцать тысяч глубочайших извинений. А потом еще немного помучается, прежде чем она уделит ему часок-другой. Вдобавок она злилась на Молчуна, за его самонадеянные притязания. Наверно, злилась и на себя тоже. За то, что сама дала ему повод для этих притязаний.

Строго между нами. Думаю, она умудрилась, несмотря ни на что, до сих пор остаться стыдливой девственницей.

Впрочем, то были одни досужие домыслы. Просто прошло так много времени с тех пор, как я последний раз видел рядом женщину, что даже самки дурацких кентавров шиворот-навыворот вполне могли сойти за баб.

Братья Крученые за это ручались.

Старый колдун Боманц не мог поладить вообще ни с кем. Он был под завязку набит идеями насчет того, как надо провести следующий акт представления, а его никто не хотел слушать, кроме говорящего канюка. А его-то старик терпеть не мог. Имя канюка было Недотрога, но камни обычно звали его Грязный Рот или просто Помойка. За высокоинтеллектуальный стиль общения.