Артем Лунин - Время жестоких чудес

Он перевернул все мировоззрение почитающего себя опытным священника. Ниспровергая общепринятые правила, Саммер с легкостью творил такое, что Матис, тогда уже патэ, только открывал рот, снова чувствуя себя мальчишкой, только-только начавшим постигать сложное искусство мысли и войны. Порой его приводило в отчаяние собственное бессилие, но Саммер с несвойственным ему терпением только посмеивался и повторял слова из Книги, что талант зависит только от упорства…

И Матис был упорен.

Потом Саммер куда-то делся. Он был слишком заметен, слишком независим от Совета. Время войн кончилось, и беспокойного стратига куда-то задвинули.

Стагор Матис не пытался его найти. Он знал, какие вопросы не следовало задавать и какие действия не стоило совершать. Он служил и сам дослужился до стратига. Он выиграл несколько войн, и к мнению его стали прислушиваться. Он стал наместником.

Блистательная карьера для деревенского парня, который только в тридцать лет научился читать…

Вот так сплелась нить моей судьбы… Стратиг надел штаны и вышел наружу. Холодный воздух ожег разгоряченный лоб. Учитель, учитель, что же мне делать? Империя, великая и могучая Карриона… предала своего верного слугу.

Вправе ли слуга взбунтоваться?

Он уже решил, что вправе.

Матис сидел на барабане и смотрел, как над дальним лесом вскипает алая заря.

Алек сидел на бревне и смотрел, как над дальним лесом все шире расходится пламя зари. Снова вспоминая древние сказки, он молился восходу, черпая в нем силу и спокойствие.

Не получалось.

«Даже в первом своем бою я боялся меньше», – подумал юноша. Упражнения контроля, которым его научил патэ Киош, позволили сдержать позорную дрожь рук, но спокойствия в нем было ни на грош.

Он припомнит Максу его шуточку!.. Очень опасное и трудное дело, и я не завидую тебе…

Макс засмеялся где-то далеко, почуяв настроение Алека. Юноша погрозил кулаком в пространство. В Живе расцветало внимание, тянущееся сюда, к игровой поляне.

К нему.

Алек неторопливо повернулся, старательно сохраняя видимость спокойствия, и, конечно, оробел.

Его друзья. Братья и сестры по оружию. Изгнанные от беричей держатся обособленно. Взрослые в нетерпении, урок отрывает их от важных дел. Дети смотрят блестящими глазами, они ждут от него откровений. Они ждут…

О чем он будет говорить людям, большинство из которых старше его? Он судорожно вздохнул, нашел глаза жены. Лина улыбнулась, это было как ободряющее пожатие пальцев.

– Все ли присутствуют? – с отстраненным удивлением он услышал собственный голос, показавшийся вдруг чужим. Понял, что подражает интонациям то ли Майнуса, то ли патэ Киоша.

– Мы все здесь, учитель! – за всех ответила Мона.

– Хорошо. Меня зовут Александр, и сегодня я ваш учитель…

– Спасибо за урок, парень, – сказал кто-то незнакомый. Алек пожал руку, он чувствовал огромную усталость, плечи ныли, словно он греб по Мете до самой Большой Горькой Воды.

Потом он сидел на краю Поляны, на огромном валуне, которого в начале урока тут не было, и желал провалиться сквозь землю, стать невидимым или упасть вверх и сгореть в пламени солнца. Светило уже довольно высоко вскарабкалось по небесной сфере, синь пятнали странной формы облака – Алек вспомнил свое обучение на погонщика ветров. Несколько раз за урок начинался мелкий дождичек. Недавно вкопанные столбы-мишени были испещрены ударами метательных ножей и топоров, следами от камней. От одного остался только обгорелый пенек – Мона, как всегда, с охотой продемонстрировала, за что ее прозвали Огневкой.

Алек почувствовал присутствие, но притворился, что не почувствовал.

– Молодец, – сказал Джо.

Алек вскинулся, но во взгляде друга было только уважение, ни капли усмешки. Дэн хлопнул по плечу, смотрел словно гордый дядюшка. Алек обвел остальных взглядом – и ни в ком не заметил издевки. Все были серьезны, как в день посвящения.

– Ты был великолепен, – сказала Лина. Ее глаза сияли.

– Ни фига не великолепен. – Алек покосился направо. Земля в паре шагов от булыжника была схвачена инеем, прозрачный ледок еще и не думал подтаивать. – А это вы видели? Любой мальчишка справился бы лучше…

Он прикусил губу, со стыдом вспомнив свои попытки заморозить лужу. Лишь вторая удалась как следует. Тогда удалось вытянуть, он ляпнул что-то про необходимость предельного сосредоточения…

– Это ерунда. – Вики улыбнулась бывшему ученику, временами она забывала, что ее назвали хаман-войэ, разговаривала и даже улыбалась. Лина насупилась ревниво. И Влад тоже.

– Пошли, – буркнул он. – Тебя ждет Сход.

– Сход? – Алек торопливо перебрал свои прошлые грехи. – Я-то на кой им понадобился?

– Все мы понадобились. И прихвати своего невольника.

Последнее слово заставило Алека передернуться. Он смотрел в Живу, пока не нашел там ошейник, на котором было выбито его собственное имя, и велел Этилю идти к дому Проди.

Проди на Сходе не было. Оштин, Вало, другие риваны, поодаль сидели Кати, Юлия и незнакомая старуха, а в углу, как гном и великан, беседовали рыжий Норик и черный Руста. Вошел Майнус, которого вел Гарий, еще несколько мыследеев.

– Садитесь и слушайте внимательно, – велела незнакомая старуха и что-то кому-то подумала. Вошедшие уселись на одну лавку, Этиль уже привычно устроился на полу у лавки, скрестив ноги. Алек высмотрел Питера, которого давненько не видел. Риван мертвой деревни очень изменился, серебра в волосах и в бороде стало больше.

Грик почувствовал, как к землянке кто-то приближается. Зрение еще не вернулось к нему в полной мере, но он выдернул завязку из рукава и встал близ порога. Успеть выхватить меч…

Но через миг ударила злая боль, он сел, хватаясь за голову, чувствуя, как обугливается мозг…

Пытка кончилась. Грик поднял взгляд и в красном тумане разглядел лицо женщины. Она хмыкнула и носком сапога поддела удавку.

– Слишком много от тебя хлопот, Грик, – сказала женщина отстраненно, словно раздумывая, не порешить ли его на месте. Эта может.

– Ты, белобрысый! Выходи! – Парень съежился, когда один из пришедших ткнул его ножнами. Встал, еле волоча ноги, поплелся.

Дверь закрылась, скрипнул засов. Грик осторожно прикоснулся к голове, убедился, что огонь ему поблазнился.

– Жив? – спросил сампо. Странно спросил, вроде и сочувственно, но ясно давая понять, что пластун сам во всем виноват, и он, Виттор, не будет плакать, если он окажется не-жив.

Грик немедленно ощетинился.

– Что с ним будет, как думаете? – спросил бородатый.

Сампо пожал плечами, но все-таки потянулся во Свете и вскочил: