Кайрин Дэлки - Война самураев

Нобуёси перекатился на спину, кпяня себя снова и снова. «Дурак, ну и дурак же я! Теперь мне конец. Сам себя выдал. Скоро явятся Тайра по мою жизнь. Если повезет, я еще успею заколоть одного из них, но задание господина так и останется невыполненным! Чем, каким преступлением в прошлой жизни заслужил я такое несчастье?» Сокрушаясь так, Нобуёси вытащил кинжал, притаился в тростнике и стал ждать дозорных.

Вспугнутые Тайра

Корэмори прямо-таки подпрыгнул на месте, заслышав шум в воздухе.

— Что это?

Тадакиё вскочил со стула.

— Похоже на топот многотысячной армии! Он доносится с болота позади нас!

Корэмори метнулся к другому краю шатра. Над болотом, тревожно галдя, взвилась огромная стая птиц.

— Это Минамото! Они перешли в наступление!

— Точно так, как и опасались наши воины, — ответил Тадакиё. — Пока мы здесь ждали, они обошли нас с тыла. Счастье, что птицы предупредили об этом заранее.

— Нужно срочно стянуть туда войска!

— Нет, господин. Драться сейчас бесполезно. Если впереди нас ждут двести тысяч и невесть сколько еще заходит сзади, на победу рассчитывать нечего. Нужно отступить и скорее вернуться в столицу!

Трудно передать, с какой готовностью Корэмори последовал его совету. Он тотчас кликнул коня и прокричал:

— Отступаем! Назад, к Овари, в столицу!

В мгновение ока лагерь объяла паника. Весть о действиях врага разнеслась среди Тайра подобно степному пожару. Повсюду выкрикивали наперебой: «Отступаем! Отступаем!» Воины вскакивали на коней, позабыв оседлать их, бросая луки, доспехи, теряя пожитки. Иные седлали привязанных коней и носились кругами, пока не лопались веревки. Куртизанки и те, кто приехал с обозом, в суматохе выскакивали из шатров — лишь затем, чтобы попасть под копыта обезумевших от страха воинов. Их вассалам и конюхам ничего не оставалось, как бежать вдогонку за господами, да так, что сандалии слетали с ног. Каждый заботился лишь о том, как спастись самому, и вскоре весь Восточный морской тракт оказался наводнен удирающими Тайра.

Чистое поле

Следующим утром, в час Зайца, едва рассвело, Ёритомо в своем лагере взобрался на коня. Нобуёси, посланный накануне в разведку, не вернулся, так что он счел лазутчика схваченным и убитым. На войне как на войне.

За спиной у Ёритомо мялись в нетерпении двести тысяч воинов, ожидая приказа «вперед».

Он еще раз попробовал ветер и решил, что затягивать нет смысла.

— Начинаем! — вскричал Ёритомо, подняв руку с мечом.

Огласив округу мощным ревом, воинство ринулось вперед через широкую, но мелкую реку, сотрясло ее восточный берег и помчалось в открытые поля навстречу Тайра. Но вот, проскакав всего кэн-другой, всадники осадили коней и позвали своего полководца.

Ёритомо, перебравшись через реку, поравнялся с ними и только тут узнал, отчего прервалось наступление. Его глазам предстало небывалое зрелище. В лагере царил совершеннейший хаос. Землю усеивали россыпи стрел, тут же валялись опрокинутые лари для одежды и доспехов. Повсюду бесформенными кипами виднелись сорванные с кольев шатры. Из обитателей лагеря остались лишь женщины. Растрепанные, покалеченные, плачущие, они то тут, то там теснились друг к дружке, глядя на Ёритомо полными страха глазами. Из одной такой кучки вынырнул Нобуёси и, робея, приблизился к полководцу.

— Владыка, — произнес он между поклонами, — это я виноват в том, что вы потеряли противника. Я потревожил птиц, а Тайра приняли их за ваше войско. Мне следовало явиться и обо всем доложить, но это было так поразительно, что едва бы мне кто-нибудь поверил. Вдобавок дамам требовалась помощь, а я кое-что смыслю во врачевании.

«Это чудо, — сказал себе Ёритомо, едва оправившись от потрясения. — Хатиман ниспослал мне еще одно чудо». Ряды Минамото взорвались хохотом.

— Тайра бежали от уток и журавлей! Вот так храбрецы! Ёритомо слез с коня, снял шлем и исполнил обряд очищения, вымыв руки и ополоснув рот.

— Сей победой мы обязаны великому Хатиману. Иного объяснения этому дару богов быть не может.

— Повелитель, — произнес один из его людей, — дозвольте нам преследовать Тайра до Хэйан-Кё и прикончить!

И тут же, не дождавшись команды, несколько воинов пустились вскачь по Токайдо — догонять беглецов.

Ёритомо уже был готов дать приказ всему войску отправиться следом, как к нему подъехал Тайра Хироцунэ.

— Владыка, я знаю, какой это соблазн — поскакать неприятелю вдогонку. Однако меж нами разрыв в несколько часов пути, а последовав за ними до Хэйан-Кё, мы окажемся вдалеке от восточных земель. Это значит, что множество ваших сторонников покинут Канто, тогда как ваши завистники — взять хотя бы Фудзивара Хидэёси, — быть может, пожелают обратить это себе на пользу. Не лучше ли прежде удостовериться, что ваше влияние здесь незыблемо, а уж потом выступать на столицу? Истинно сей день благословен богами. Так не будем же растрачивать их дар, гоняя лисиц в болотной траве. Хватит с них и позора.

Ёритомо пристально посмотрел на Хироцунэ и подумал: «Ищешь пощады сородичам?» — однако потом ему вспомнилась роковая ошибка отца в смуту Хэйдзи, когда тот, погнавшись за отступавшими Тайра, угодил в западню.

Ёритомо кивнул Хироцунэ:

— Быть посему. Возвращаемся к Кисэгаве — там и решим, что делать дальше. Соберите брошенное оружие и броню — пригодятся. Нобуёси!

— Хай, господин? — отозвался лазутчик.

— Пусть невольно, но ты оказал нам большую услугу. Посему я вверяю тебе еще больше людей и жалую пост сюкко[69] — здесь, в краю Суруга. Вот тебе мой наказ: сделай так, чтобы Тайра больше сюда не являлись. Я на тебя рассчитываю.

Нобуёси, улыбаясь, поклонился:

— Буду рад его исполнить, господин, — даже если придется заселить всю границу гусями да утками.

Имена в бреду

Близилась к концу осень, и холодный ветер кидал мокрый снег в перегородки дворца Фукухара.

— Глубоко сожалею, государыня, — говорил старый лекарь Кэнрэймон-ин, сидящей у входа во временный лазарет, — но вам ни к чему с ним видеться. Он лежит в забытьи, а когда и приходит в себя, начинает бредить, шепчет… имена.

— Я знаю, чьи имена он шепчет, — ответила императрица со всем возможным спокойствием, тая скорбь. Монахи в соседней комнате заунывно тянули молитву — знак того, что смерть недалека.

За год до вынужденного отречения Такакура, как всякий император, завел себе наложниц и особенно привязался к двум — Аой и Кого. Аой происходила из низшего класса и числилась всего-навсего служанкой. Однако она умерла вскоре после того, как император отослал ее, испугавшись пересудов. Вторую, хорошенькую юную горничную, Кэнрэймон-ин подобрала ему сама, чтобы смягчить боль утраты. Судя по всему, дар удался, так как Такакура вскоре полюбил Кого с тем же пылом.