Леонида Подвойская - Тьма

Когда подсказчик вместе со смотрителем вышли перекурить, Алёна попробовала вникнуть в работу соседнего аппарата, с которым сражался ещё один несдающийся. Оказалось, что вся эта система валов- шестерёнок ей и не нужна. Только вот призовые совпадения порождали ощутимый для девушки импульс. Значит, когда вот такая вспышка…

- Давай! - крикнула Алёна при очередном таком сигнале. Испуганный неожиданным криком игрок дёрнул за ручку, затем возмущённо повернулся к девушке. Но высказать свои соображение не успел, - в поддоне зазвенели те самые заветные выигрышные жетоны.

- О, наконец-то, хоть что-то! - обрадовался вернувшийся на звон коллега.

- Да, немного, но всё же… - согласился выигравший.

"Немного. Не те картинки. Интересно, а вот эти сигналы, они разные?" - всё ещё зондировала систему девушка. Выяснила, что разные. Запустила свой аппарат. Пропустила несколько импульсов, затем, на самый сильный рванула ручку.

- Ну ты, деваха, даешь! С первого раза! - потянулись на звон игроки. - Впрочем, новичкам везёт. - Дашь копеечку на счастье!

- Но у меня нет сейчас таких денег! - начал упираться бледный. - Рано ещё!

- А ведь врёшь! - возмутилась Алёна.

- Что ты себе позволяешь! Я сейчас, - потянулся за мобильником смотритель. Но вдруг ещё больше побледнел и быстро- быстро отсчитал девушке выигрыш.

- Вот так. Молодец. Сейчас пройдёт. А могло быть и хуже, - успокоила его девушка, выходя из игрального зала.

А трое оставшихся, оставив свои занятия, сквозь стеклянную дверь смотрели вслед удаляющейся фигурке.

- Фффу. Отпустило. Как огнём прожгло, - сообщил жадный смотритель.

- Думаешь, Седая объявилась? - поинтересовался сорвавший куш игрок.

- Не знаю. Старовата для той. Этой как, лет двадцать? Много их тут было наплодилось. Потом, сам знаешь, мода на убыль пошла. Потом даже наоборот - братва осмелела и крашенных дурочек того… учить уму разуму начала. А эта… Вроде и не выкаблучивалась до поры до времени. И если бы этот жмот…

- Но-но! - прервал жмот. Всякий тут будет… Вообще-то надо предупредить. Седая не Седая, а вон как может, - он вновь потянулся к мобильнику.

А виновница этого переполоха докупила нужного шмотья, переоделась. Краснея, выполнила - таки и заказ Максима. "В конце концов, если сам о себе позаботится не в состоянии…" Купила и два мобильника. Два нормальных чемоданчика. Кое-каких сладостей. И с лёгким сердцем направилась назад. Так что оповещённые незадачливым смотрителем "одноруких бандитов" его сотоварищи зря настороженно ожидали неприятных событий. "Седая" себя больше ничем не проявила. Пока.

- Вот, переодевайся! Не может же быть "командированный из центра" так одет. Просто бандюган какой-то, - тормошила девушка Максима. Она, дождавшись в очередного перерыва в его целительстве, чуть ли не силком затащила юношу на нижний этаж в его же номер.

- Хорошо, спасибо, - начал расстёгивать рубашку Макс.

- Да-а, парнишка, ты уже совсем! - возмутилась Алёна.

- Извини, - спохватился парень, вновь застёгиваясь. - Отупел. Знаешь, эти ожоги… И этот парнишка. Пришлось наращивать… А это всё-же много сил забирает…

- " Этот парнишка". Зачем ты его вытягиваешь? Он убийца! Ты разве не слышал?

- Но это автодорожное ведь… Знаешь, я сам однажды так въехал! Не на машине. Когда монастырь громил…

- Но он был пьян! А это - убийство!!!

- Не кричи, пожалуйста. И так голова раскалывается. Всё-таки ожоги, наверное, самое…эээ трудоёмкое…

- Не виляй, не виляй! Мы не об этом сейчас.

- Ты выйди. Я переоденусь быстренько. Надо туда. Понимаешь, там родственники бунтуют. Их не пускают. То есть до нас пускали, а сейчас - нет. Думают самое плохое. До утра мне надо бы поработать с инвалидами, а?

- Хорошо. Но мы об этом ещё поговорим! - выскочила из комнаты Алёна. А когда она вошла, уже переодевшийся юноша спал у окна, под лучами весеннего солнца. И тотчас пропала злость. Парнишка выглядел таким измученным, что девушка всхлипнула от жалости. Тихонько погладила его по волосам, дотронулась до нежной кожи щеки с пробивающимся бархатистым уже почти мужским пушком. Покраснела и отдёрнула руку, когда Максим открыл глаза.

- Наверное, нам пора, - объяснила она свои действия.

- Да, конечно, - вскочил Макс. Он распахнул форточку и во все глаза уставился на дневное светило. Снял рубаху, повернул к солнцу руку с бусами. - Вот адрес, - он отошёл от окна и написал несколько строк на подвернувшемся листке бумаги. Я в твоё отсутствие связывался с Холерой. Главврач на звонок по сотовику расщедрился. Он своё дело знает. Да не "гав-врач", а Холера. Отсюда - три часа лёту. На поезде, сама понимаешь, дольше.

- Полечу.

- Без документов тебя не пустят в самолёт.

- Меня!?? Не пустят!!?

- Прости. Отупел.

- Ты давай, не разрывайся здесь, всё-таки. Я как только смогу, сразу… Да, вот, возьми, - протянула она новый сотовик. Запомни мой номер. Ну… знаешь… пожалуй, я помчусь… Прости…, - она порывисто обняла Максима, чмокнула в щёку и кинулась к выходу.

- Скажи главврачу, что срочно вызывают, - уже вдогонку посоветовал юноша.

"Без тебя бы не додумалась. Лучше бы что-нибудь тёплое на прощание. Сухарь" - обиделась Алёна, согласно покивав головой.

А "сухарь" вновь направился принимать чужую боль и отдавать свои силы. " Если бы у меня были такие… способности, я бы только и лечил. Разве это не счастье?" - вспомнил Макс слова отца. Ах, папа, папа…

Мысленный спор продолжить не удалось. В отделения всё-же прорвались родственники. А поскольку больных-то не удосужились предупредить о неразглашении новых методов лечения, юношу встретила волна удивлённых, восторженных и благодарных взглядов. Им было пока всё равно, кто он, этот молоденький кудесник. Они видели, что произошло за это недолгое время с их отцами, мужьями и братьями и услышали, кто спаситель.

"А ведь прав папуля. Разве не счастье?" - думал Максим, видя посветлевшие лица и первые, сквозь слёзы, улыбки исстрадавшихся родственников.

- Может, вечером? Или вот… сиделкой на ночь. Раньше же можно было? - косясь на Максима, спрашивали у врача присмиревшие женщины. Юноша чуть заметно отрицательно покачал головой.

- Завтра в это же время, пожалуйста. А там посмотрим. Отдыхайте пока. Вам тоже досталось, - распорядился доктор.

А Максим с главврачом направился в отдельный корпус. Оказывается, ни бусы, не перстни, ни кресты не защищают от чувства сострадания к чужой беде и отчаянию. Только уродливая совесть или полное её отсутствие - достаточная броня от этого. Господи! И мы спокойно живём, едим, целуемся, сладко спим, зная, что… Что это вот, рядом! И делаем вид, что не знаем, об этих покалеченных ребятах! И это - не умирающие от голода где-то в Африке! Это вот, здесь, рядом! Очерствели. Или многочисленные войны с революциями истребили генофонд сострадательности? " Не я их туда посылал". Ладно, допустим " туда" - не ты. А вот эти, старые калеки - дети Великой Отечественной? А эти - покалеченные просто "при исполнении"? Неинтересно. Не просто помочь, не просто прочитать, не просто подумать - даже знать неинтересно. Скучно. Вот, поумирали родители, позабыли невесты, наплевало государство, отвернулись от них близкие, не повернулись к ним далёкие. И живут в общем и в собственном аду одновременно калеки, возненавидевшие этот несправедливый мир и ненавидимые обслуживающим персоналом. Ходил, ходил упорный слух, что сразу после войны недолго "даром угощались инвалиды". Быстро очистили от них города, а потом… и… вообще. Но следующие поколения вождей на такое уже не решались. Они не были гуманистами - просто были трусами. И вот, был при этом госпитале такой корпус. Что - то среднее между приютом и больницей для малоо… нищих, короче говоря. Да ещё и он был поделен на два крыла. Для тех, кого ещё навещали и для… "одиноких". Сегодня Максим провёл ночь, исцеляя " брошенных" и к утру завалился в свой номер абсолютно опустошенным. Откуда, из каких времён пришёл мой герой, всё ещё способный к восприятию этой боли, этой несправедливости? Почему не скурвился, не осатанел до сих пор? Неужели, только потому, что принадлежал он уже к новому виду человека? И среди простых смертных такое поведение - аномалия?