Павел Молитвин - Путь Эвриха

Кари послушно кивнула и подставила Эвриху плечо. Помогла угнездиться в ворохе овечьих одеял и устроилась рядом, положив себе под бок седельную сумку с тем, что ее спутник ценил больше собственной жизни.

Ей было неуютно и страшновато — в голове не укладывалось, что находящийся в нескольких сотнях шагов от повозки мост через Гремящую расщелину и есть те самые Врата, легенды о которых ходили по Вечной Степи задолго до нашествия Гурцаты Кровавого. Сознание того, что пройдет совсем немного времени и все совершенные ею на протяжении жизни поступки, с умыслом или в запальчивости сказанные слова и даже помыслы будут измерены и взвешены на невидимых Весах истинными Стражами Врат, отнюдь не добавляло ей спокойствия. И лишь мысль о Тайтэки, Алиар и Атэнаань, ожидающих ее уже в Верхнем мире, несколько ободряла, вселяя надежду на благополучный исход затеянного аррантом предприятия.

Отсутствие женщин у моста свидетельствовало, по словам Эвриха, о том, что им удалось беспрепятственно миновать Врата, и все же смутное беспокойство не позволяло Кари безоговорочно поверить словам своего хитроумного спутника. Чтобы не волновать ее, он не задумываясь наворотит кучу лжи, размерами не уступающую Самоцветным горам, хотя в этом случае он вроде не лукавит. Не стала бы Алиар тащить товарок в гору, ежели бы Врата не пустили их в Верхний мир…

Девушка покосилась на Эвриха, безучастно устремившего взгляд на вершины Самоцветных гор, хорошо видимых через откинутый полог повозки. Ей хотелось, чтобы он что-нибудь сказал перед тем, как погрузиться в сон, который призван был обмануть Божественных Стражей Врат, но аррант, кажется, считал, что все слова уже произнесены, да так оно, видимо, и было на самом деле. По дороге из Матибу-Тагала у них хватило времени поговорить о гибели Зачахара и о последовавшем за ней дворцовом перевороте, в результате которого сестра-близнец, занявшая место Энеруги Хурманчака, была убита вместе со своими сторонниками. Слухи о начавшейся между наями заговорщиками резне подтвердили предположения Эвриха о том, что без Зачахарова Огненного Волшебства военачальники Хурманчака, не посмев выступить на Саккарем, примутся выяснять отношения между собой, деля награбленное и сражаясь до последнего издыхания за ускользающие из их рук остатки власти. По расчетам арранта, Хозяин Степи мог бы предотвратить междоусобицу и сохранить свою империю, ежели бы успел своевременно раскрыть заговор, однако, коль скоро этого не произошло, жизни ей оставалось самое большее до весны…

Вновь покосившись на своего возлюбленного, Кари с запоздалым раскаянием подумала, что, даже вытаскивая его со двора Зачахара, не понимала настоящей причины совершенного им поступка. Убийство придворного мага, принятое ею за месть, справедливое воздаяние, в действительности было задумано им ради спасения сак-каремцев, нарлакцев, нардарцев и халисунцев, и, значит, снова, в который уже раз, она недооценила лекаря-улигэрчи, самим Великим Духом посланного, верно, в Вечную Степь.

— Эврих?.. — Кари показалось, что глаза арранта начали стекленеть, и она испугалась не успеть совершить задуманное. Эврих вырвал ядовитые зубы у гадины, именуемой Хурманчаковым войском, но позаботиться как следует о себе не мог, и хотя бы тут она сумеет оказать ему маленькую услугу, воспользовавшись приемом, который и до этого давал поразительные результаты. — Эврих, ты меня слышишь?

Веки арранта дрогнули, и он, с усилием разлепив губы, прошептал:

— Да, Кари.

— Слушай меня внимательно. Ты не слишком-то веришь в то, что твое снадобье поможет тебе пройти Врата. Так вот знай: либо мы попадем в Верхний мир оба, либо вместе останемся здесь. И чтобы тебе всеми силами души захотелось пройти Врата, я возвращаю тебе Тилорнов «маяк» и твои «Дополнения». Ты должен доставить их в Верхний мир. Рукопись должна быть завершена и занять достойное место в библиотеке блистательного Силиона. Твой друг должен получить то, за чем ты пустился в дальний и опасный путь. — С этими словами девушка отцепила от пояса пенал и вложила его в руку Эвриха. Извлекла из сумки тщательно завернутую в промасленную кожу стопку покоробившихся пергаментных листов и сунула арранту за пазуху. — Ты пройдешь Врата! Тебя ждут в Верхнем мире! Ты привык отдавать долги, так сделай же, что должен, кто бы и что бы ни стояло у тебя на пути!

Голос Кари дрожал и прерывался, при виде мелькнувших в глазах Эвриха недоумения, обиды и гнева она ощущала себя маленькой гнусной обманщицей, но ей и в голову не пришло отказываться от задуманного. Пусть он возмущается как хочет, ругает ее потом какими угодно словами, хоть на месте прибьет, но она твердо верит никакие Стражи Врат не остановят чудного арранта, если тот будет знать, что никто, кроме него, взваленную им на себя ношу не возьмет.

— Прости меня, любимый, но ты должен пройти Врата! Я тебе сдаться не позволю. До встречи в Верхнем мире. Ишалли тэки ай…

Глаза арранта закрылись, и девушка, прижавшись лбом к его плечу, некоторое время сидела неподвижно. Затем перебралась на передок повозки, бросила взгляд на угасающий костер и громко щелкнула кнутом над. спинами застоявшихся осликов:

— А ну, ушастые, хватит мерзнуть! Па-аш-ли, мои ненаглядные! Ой-е-е!

Ослики запрядали ушами, колеса заскрипели, качнулись вперед, с сочным хрустом ломая тонкую наледь, и повозка покатилась к мосту через Гремящую расщелину.

Никогда в жизни Эвриху не было так плохо Правый бок горел, как в огне, перед внутренним взором мелькали радужные пятна, а где-то в глубинах изуродованного тела лопались одна за другой натянутые до предела струны. Ног он не чувствовал вовсе, и объяснение этому могло быть одно — тело его умирало. Досаднее же всего то, что виноват в этом был он сам — снадобье, приготовленное им, чтобы обездвижить и превратить его на время в некое подобие трупа, оказалось слишком сильным. Израненное тело было еще не готово к таким нагрузкам. А жаль…

— Эк тебя, болезного, угораздило! Ну хоть глаза-то ты еще можешь открыть? — проник неожиданно в сознание арранта мягкий голос мужчины, обращавшегося к нему на языке Благословенного Саккарема.

Сделав над собой чудовищное усилие, Эврих разлепил губы и прошептал:

— Я умираю. Оставь меня в покое, добрый человек.

— Погоди умирать. Разве тебе не интересно, кто пришел навестить тебя на смертном одре? Открой глаза.

Отяжелевшие веки не желали подниматься, но взглянуть на невесть откуда взявшегося саккаремца было любопытно, и Эврих, заставив себя забыть о подбирающемся к сердцу смертном холоде, открыл глаза. Склонившийся над ним пожилой мужчина в выцветшем темно-синем халате и украшенном крупным рубином белоснежном тюрбане был ему незнаком. Чисто выбритое, загорелое лицо незнакомца производило приятное впечатление, но все же не настолько сильное, чтобы отсрочить погружение в небытие…