Татьяна Зубачева - Аналогичный мир

— Верю. Конечно, верю, — она мягко высвободила руки, сильно потёрла ладонями лицо, встала. — Надо собрать тебя.

Он, по-прежнему стоя на коленях, смотрел на неё снизу вверх.

— Встань, — попросила она. — Не надо так стоять. Встань.

Он медленно встал, подобрал рубашки, скомкал их. А Женя уже поцеловала Алису, переоделась и захлопотала. Отобрала у него рубашки, поставила чайник, пересмотрела отобранное им в дорогу и велела тёмную рубашку оставить дома, и штаны, а ехать в клетчатой и джинсах.

— Джинсы как раз для этого, а штаны ты о седло сразу протрёшь. И ещё одно полотенце возьми. Вафельное.

— Нет, — он откашлялся, восстанавливая голос. — Тканевое лучше. Чтоб не спрашивали.

— Полотняное, — поправила она. — Обойдёшься одним?

— Да.

— Мыло ещё.

— Я купил.

— Одного куска мало. Возьми личного.

— Нет. Цветным такого не продают.

— Майки не берёшь?

— Я их не ношу всё равно.

Короткие простые фразы, сталкивающиеся у вещей руки.

— Ещё еды в дорогу.

— Хлеба утром отрежу.

— Возьми сушки. Ты же сам покупал их.

Он совсем тихо буркнул.

— Тебе. Ты их любишь.

Она улыбнулась, мимолетно погладила его по плечу.

— Возьми.

— Хорошо.

Она оглядела мешок ещё раз.

— Всё вроде. Да, а куртка?

— Сверху привяжу.

Он затянул узел на горловине, вскинул на плечо.

— Хорош.

И поставил в кладовку возле сапог.

Женя уже возилась у плиты.

— Тенниску где так порвал? — спросила она, не оборачиваясь.

— С коня слетел, — он усмехнулся. — На проверке.

— Плечо не ушиб?

Он помял правое плечо.

— Прошло уже.

И за ужином шёл всё тот же необязательный, простой разговор. Женя поправляла Алису, заставляя её говорить только на одном языке, не смешивая слова в фразе. Он ел, неотрывно глядя на неё. Женя была спокойна, руки у неё не дрожали, она улыбалась, шутила, расспрашивала его о проверке. Он рассказал ей и об утренней стычке, и она посмеялась и восхитилась тем, как он вывернулся из ловушки… Но он видел, что это… это не то спокойствие. Она… она как тогда, в Паласе, утром… Она прощается с ним. Он кусал себе губы, чтобы не закричать… А о чём кричать, что он изменит криком?

Женя отправила Алису спать. Вторая, "разговорная" чашка.

— Это всего на три месяца, Женя, — отчаянно сказал он.

Она улыбнулась.

— Никогда не жалей о решённом. Сначала думай, а решил — делай. Меня так учили.

Он кивнул, отхлебнул чаю. Такого горячего, что на глазах выступили слёзы.

— Деньги я на комод положил. Это задаток. И лучины я нащепал. Должно хватить. И поленьев тонких, для быстрой готовки.

— Спасибо.

— Я б и воды наносил, — он усмехнулся. — Да набрать столько не во что.

— Спасибо, милый. Завтра во сколько уходишь?

— В пять должен быть на рынке. И сразу уезжаем.

— Рано.

— Видно, хочет до жары успеть.

— Да, видно, так. И где это, ты не знаешь?

Он виновато покачал головой.

— Я не спросил об этом.

— Ну, ничего.

Он допил, и Женя встала, собирая посуду.

Обычно он после ужина уходил в кладовку, но сегодня пошёл за ней на кухню и так же, как за столом, не отводил от неё глаз. Женя всё время чувствовала на себе его взгляд. Она знала разные взгляды, но такого… Не восхищённый, не… ну нет у неё определения, не может она сказать. Оборачиваясь она сталкивалась с ним глазами, и он не отводил, не опускал своих. Женя ополоснула посуду, вылила грязную воду в лохань, всё убрала и задула коптилку. Шторы в кухне открыты, и только красные щели в дверце плиты да слабый лунный свет из окон. И в этом свете блестят его глаза, и за этим блеском угадывается его силуэт. Женя отряхнула руки, вытерла их и повесила полотенце. И шагнула. К нему или к двери? Но он уже шагнул к ней.

Женя уткнулась в плечо Эркина, обняла его, прижалась, и его руки, сильные мускулистые руки обхватили её.

— Женя, ты одна у меня, пойми, не могу я. Если с тобой что, мне жить тогда нельзя, не могу я, пойми.

Он шепчет, перемешивая русские и английские слова, а губы Жени касаются его шеи, плеча. Он кожей чувствует её слезы.

— Не плачь, не надо, Женя. Пойми меня, Женя, Женя… Женя…

Она поднимает голову, находит губами его губы. И так, не отрываясь от него, она опускает руки, и он чувствует их между ней и собой. Она отстраняет его? Нет, она развязывает пояс, распахивает и сбрасывает халатик на пол, и снова обнимает его, прижимаясь к нему грудью. Он поднимает руки, берёт её кисти и кладет их себе на бёдра, на пояс от трусов, и сам так же охватывает ладонями её бёдра. Теперь, как она — так и он. Если она… хочет его… Женя резко, рывком сталкивает с него трусы, чуть не обрывая резинку. Но он не позволяет себе резкости и мягко скатывает с неё трикотажные облегающие трусики. Обхватив друг друга за талию, они топчутся, высвобождая ноги. Он касается губами её глаз. Они сухи, только щёки еще мокрые.

Эркин подхватил её на руки. Куда? Он не успел постелить себе, а в комнате… что-то, какое-то смутное чувство не дает ему пройти в комнату. Она доверчиво полулежит на его руках, касаясь губами его уха. Вдруг начинает тихо смеяться и шепчет.

— Когда не знаешь куда идти, стой на месте.

Он не принимает шутки.

— Здесь тебе будет холодно. Я сейчас.

Эркин осторожно поставил её на ноги и распахнул дверь в кладовку.

— Я сейчас.

Но Женя не отпустила его. И он, вытаскивая и разворачивая постель, всё время чувствовал на себе её руки.

— Ну вот.

Она первая ложится, увлекая его, рассыпая шпильки из узла. Он даже слышит, как они падают, и он опять зарывается лицом в её волосы, вдыхает их. И её руки в его волосах. Он осторожно подправляет её, и она легко поддаётся его нажиму, помогая войти, и обхватывает его, оплетая руками и ногами, вжимается в него. И он уже не может понять, она ли вокруг него, или он обхватил её, закрывая собой, и что он шепчет, какие слова рвутся из пересохшего горла, и что она шепчет ему, гладя ему кожу своим дыханием, и волны жары и холода прокатываются по нему, леденя и обжигая сразу. И какая-то новая сила рвётся наружу, грозя разорвать кольцо, разъединить их. И он только крепче прижимает к себе её хрупкое и сильное тело…

Тело Жени медленно обмякало в его руках, отделялось. И он отпускал её, бессильно распластываясь рядом. И когда она, убрав его руки, встала, он не посмел её удерживать. Лежал, не в силах и не желая шевелиться, прижимаясь щекой к подушке. Женя вышла, и он слышал, как она одевается, как еле слышно булькнула вода — замочила бельё…

Полы халатика вдруг зашуршали у самого уха, и рука Жени коснулась его волос.