Энгус Уэллс - Запретная Магия

— Это воины? — спросил Каландрилл.

— Все до единого, — ответила Катя. — Женщины и мужчины, все.

И тут ему вдруг показалось, что их слишком мало, ибо если то, что говорит Катя, — правда, то на обратном пути их ждут куда более серьезные испытания, чем раньше.

Видимо, его сомнения проступили у него на лице. А может, Катя просто прочитала его мысли? Она сказала:

— Надо отыскать «Заветную книгу» прежде, чем мы задумаемся о том, что может случиться, и мне кажется, что это будет сделать нелегко.

— Согласен, — сказал Каландрилл, натянуто улыбаясь. — Что ты знаешь о Гессифе?

— Что он лежит к северу, — сказала она. — И что там, где-то прямо в сердце топи, стоит Тезин-Дар. Больше ничего.

— И с этим ты отправилась из Вану? — пораженный ее отвагой, спросил он.

— Ты не намного меня опередил, — пожала она плечами. — Ты и Брахт.

— У нас есть карта Орвена, — сказал он, — и камень, который должен привести нас к книге.

— Этого мало, — сверкнула она белозубой улыбкой. — Но я изучу эту карту. Покажешь ее мне за ужином?

— А ты расскажешь мне о Вану? — спросил он. — Для меня земли за Боррхун-Маджем — полная загадка.

Катя задержалась с ответом, словно засомневалась, но лицо ее находилось в тени, рассмотреть его выражение было невозможно. Потом она кивнула и поманила его к жаровням, и запах пищи, напомнив ему о голоде, быстро заставил его забыть об этой маленькой заминке.

Глава шестнадцатая

Кроме Кати и Теккана, никто на борту не говорил на другом языке, знали только родной. А подобной мелодичной, почти музыкальной смеси звуков Каландриллу слышать не приходилось. Команда гостеприимно приветствовала его около жаровен. Улыбающаяся женщина подала ему миску с рыбным овощным супом, а мужчина — кружку, в которую другой налил светлого вина. Но когда он пытался с ними заговорить, они только улыбались, пожимали плечами и отвечали что-то на звучавшем как песня приятном на слух, но совершенно непонятном наречии. Подошли Катя и Теккан; чтобы дать гребцам возможность поесть, судно поставили против ветра и бросили якорь. Гребцы сели, скрестив ноги. За едой Каландрилл расспрашивал их о родине, а они интересовались Лиссе.

Катя говорила лучше Теккана и потому взяла на себя роль переводчика, но, поскольку ей приходилось много объяснять, в определенный момент он уже не был уверен в том, кто ему отвечает, хотя это и не имело особого значения. Насколько он знал, Вану лежала за Боррхун-Маджем, куда, если верить легендам, удалились Первые Боги, Ил и Кита. Услышав это, Катя рассмеялась и сказала, что там живут обыкновенные люди, совсем не боги, и перевела его слова остальным, и те тоже рассмеялись. Она подтвердила, что на юге эта земля отделена от остального мира горной грядой; но добавила, что и с других сторон высокие горы тоже делают ее недоступной. Временами, сказала она, в Ниване или на Джессеринской равнине появляются чужеземцы, но это случается редко — вануйцы предпочитают жить сами по себе, а гористый берег не способствует мореплаванию. Он узнал, что в горах и на лугах в центральной части Вану много городов, торгующих между собой; во главе каждого стоит совет, выбирающий трех представителей для поддержания связи с центральным правительством, которое собирается дважды в год — вес ной и осенью. Это удивило Каландрилла, привыкшего к автократическому правлению доммов Лиссе и к единовластному правлению тиранов в Кандахаре. Но это не мешает городам его родины воевать между собой, возразила Катя. А в Кандахаре даже зарождается гражданская война. В Вану таких конфликтов нет, пояснила она, но Каландрилл в этом усомнился, особенно в присутствии стольких воинов. Он хотел развить эту мысль, но она очень умело сменила тему разговора, направляя его на более мирные проблемы, и стала рассказывать о горах и суровых зимах, о лесах и равнинах, и прежде, чем она закончила, он почувствовал, что засыпает, и с радостью принял предложение улечься на соломенном тюфяке, который ему приготовили на палубе.

Каландрилл проснулся от солнца, согревавшего ему лицо, позавтракал сыром и хлебом, облился холодной водой, и, как раз когда он заканчивал, из маленькой каютки появился Брахт. Керниец шел осторожно, поглядывая на океан так, словно в любую минуту ожидал от него подвоха и возвращения болезни, но бледность его прошла, и он боролся с качкой судна, как прирожденный моряк.

— Ахрд, что бы она мне ни дала, это здорово мне помогло, — бодро заявил он, усаживаясь рядом с Каландриллом, и как бы в подтверждение, съел бутерброд с сыром. — Где она?

Каландрилл указал на корму — там Катя разговаривала с Текканом. Брахт кивнул, взял еще сыра и посмотрел на восток, где в утреннем свете вырисовывалась бледная береговая линия.

— Вы поговорили, пока я спал? — спросил он. Каландрилл кивнул. — О чем?

Каландрилл рассказал, и Брахт задумался.

— Мне бы хотелось побольше узнать о святых отцах, — пробормотал Каландрилл. — Раз они решили вмешаться, значит, они знают о внешнем мире. Действительно ли они могут уничтожить «Заветную книгу»?

Брахт пожал плечами и встал, хватаясь за линь, больше уже не опасаясь моря.

— Гадалка посоветовала доверять ей, — сказал он. — И я ей доверяю. Так что и им мы должны доверять.

Каландрилл, зная, что столь безграничное доверие не в его характере, внимательно посмотрел на Брахта. С тех пор как они познакомились, именно Брахт все время кому-то не доверял в противоположность Каландриллу. Меченосец от природы подозрителен. И вот теперь он как-то сразу доверился Кате. Еще до того, как Элльхина предсказала им совместную дорогу, он склонялся к тому, чтобы поверить женщине-воину. Может, подумал Каландрилл, он настолько восхищен ею, что даже забыл об обычной осторожности? Но он тут же отогнал от себя эту мысль. Катя вмешалась в их драку с чайпаку, а гадалка объявила их товарищами. Скорее всего, его собственное суждение затуманилось, потому что Варент так ловко обвел его вокруг пальца. Но, как бы то ни было, он не мог отделаться от ощущения, что Катя чего-то недоговаривает. Вчера вечером она говорила искренне, по крайней мере так ему показалось, но временами она и Теккан неожиданно меняли тему разговора.

— Я тоже хочу перемолвиться с ней словечком-другим, — голос Брахта вернул Каландрилла к действительности, он встал и пошел за кернийцем.

Катя разговаривала с кормчим.

— Ты хорошо спал? — спросила она Брахта с улыбкой.

Он утвердительно кивнул.

— Да, теперь я в ладах с самим собой… — Он сделал широкий жест рукой, словно хотел обнять и корабль, и океан. — Никогда бы не подумал, что буду чувствовать себя на море как дома. Благодарю.