Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

— Если заплатишь столько же… — начал было пират, но, заметив суровый взгляд Де'Уннеро, моментально осекся.

— Полагаю, этих камешков вполне хватит на оплату всех наших встреч, — довольно жестко ответил тот.

Эйдриана вновь поразила столь разительная перемена в поведении бывшего монаха, и он стал внимательно наблюдать за лицом своего наставника.

На физиономии Де'Уннеро, по-прежнему остававшейся суровой и сосредоточенной, не дрогнул ни один мускул.

— Завтра, — уже не столько вопросительно, сколько утвердительно повторил он.

Майша Дару выпрямился на стуле, молчаливо и грозно возвышаясь над собравшимися. Однако если Де'Уннеро и чувствовал затаившуюся в синих глазах пирата угрозу, то умело это скрывал.

Рука Эйдриана невольно скользнула в карман, где он спрятал несколько камней, взятых с корабля Олина. В их числе были серпентин и рубин. Все трое заранее договорились, как будут вести себя в случае опасности. Они возьмутся за руки, рейнджер с помощью серпентина окружит их защитным коконом, а затем выпустит разрушительный огненный шар.

— Завтра, — ответил предводитель пиратов, нарушив зловещее молчание, после чего громко расхохотался.

Вся шайка дружно подхватила его смех.

— Что тебе об этом известно? — приставала к Эйдриану Садья, когда через некоторое время они вновь очутились в своей каюте на корабле Олина. — Ты собираешься, наконец, поделиться этим с нами или предпочтешь отмалчиваться?

Юноша перевел взгляд со снедаемой любопытством певицы на Де'Уннеро. Тот сидел, скрестив руки на своей сильной груди, и тоже ждал от него ответа.

— Этим? — переспросил Эйдриан. — О чем ты говоришь?

Садья и Де'Уннеро, понимающе переглянувшись, улыбнулись.

— Я спрашиваю о беспорядках в Бехрене, — ответила маленькая певица. — Когда Дару заговорил об этом, по твоему лицу я поняла, что тебе кое-что о них известно.

Рейнджер изумленно взглянул на певицу. Как она смогла догадаться?

— Во всяком случае, тебя сильно заинтересовал его рассказ, — добавил Де'Уннеро. — Это меня удивляет. Насколько я знаю, до этого времени ты никогда не бывал в землях, что лежат к югу от Пояса-и-Пряжки. Да и мог ли ты там оказаться? Ведь из Вестер-Хонса не перебраться через горы.

— Я никогда не был в Бехрене. Хотя, если эти воды считать бехренскими, тогда будет правильнее сказать, что я никогда не ступал на побережье Бехрена.

— Почему же тогда сведения Дару о тамошней заварухе вызвали у тебя столь пристальный интерес? — спросила Садья.

— Простое любопытство, — солгал Эйдриан. — Я вообще мало что знаю о войнах, хотя надеюсь, что в ближайшие годы исправлю этот недочет.

— Не сомневаюсь в этом, — отозвался Де'Уннеро. — Так ты все-таки откроешь нам свой секрет? Или думаешь, что это разумно — упираться и держать при себе то, что может оказаться важным для всех нас?

Юноша подошел к стенке их небольшой каюты и уселся на трехногий стул. Он глубоко дышал, пытаясь собраться с мыслями. Настойчивость Де'Уннеро и Садьи не оставляла ему времени сосредоточиться.

— Возможно, я знаю того, кто возглавляет восстание тогайру, — сказал он наконец.

Глаза его спутников, казалось, готовы были выскочить из орбит!

— Если мое предположение верно, это женщина по имени Бринн Дариель, — пояснил Эйдриан.

Его собеседники только и могли, что изумленно переглянуться.

— Она, как и я, обучалась у эльфов, — продолжил объяснения юный рейнджер. — Потом они отправили Бринн на юг, как раз для того, чтобы поднять восстание против ятолов.

— С каких это пор эльфов стали волновать заботы людей? — осведомился Де'Уннеро.

— Странный поворот, ничего не скажешь, — ошеломленно призналась Садья. — Если, конечно, ты все же не ошибаешься.

— Я тоже об этом думаю, — сказал Эйдриан. — И все же, если это дело рук Бринн Дариель и если она останется жива в этой заварухе, сомневаюсь, чтобы мы могли рассчитывать на ее помощь нашему делу.

— А мы и не собираемся на это рассчитывать — Ответ Де'Уннеро явно удивил юношу. — Главной ошибкой Олина всегда являлись его слишком тесные связи с Бехреном.

— Но ты ведь сам начал переговоры с бехренскими пиратами, — возразил ему Эйдриан.

— Помощь от Майши Дару и его головорезов останется незамеченной для глаз простонародья, которое легко увлечь и сбить с толку. Пираты будут орудовать в открытом море. Возможная помощь с юга, от твоей подруги, оказалась бы более заметной и только принесла бы нам политические осложнения.

— Но если мы победим, — с улыбкой заключила Садья, — тогда твои связи с Бехреном или с Тогаем, если война принесет племенам тогайру свободу, могут оказаться для нас просто неоценимыми.

— Нашему делу помогает уже одно то, что ятолы, представляющие для нас серьезную опасность, столкнулись с необходимостью подавления внутреннего мятежа, — сказал Де'Уннеро. — Это не позволит им перенести военные действия к нашим границам. Чезру уже давно утверждает, что Энтел принадлежит им, а не Хонсе-Биру.

— Не верю я в это, — возразила Садья. — Если бы Чезру собирался захватить Энтел силой, тогда Олин должен был бы либо помочь ему в этом, либо откреститься от своего любезного приятеля.

Эйдриан прикрыл глаза. Юношу не волновали эти разговоры, казавшиеся ему бесцельной тратой времени. Его мысли обратились к Бринн Дариель. Рейнджер вспоминал свою подругу, надеясь, что именно она возглавляет восстание в Тогае. Как здорово было бы встретиться с нею, будучи королем Хонсе-Бира — государства, несравненно превосходящего ее Тогай!

Улыбка Эйдриана сделалась еще шире, когда он стал размышлять о том, сколько пользы могла бы принести ему их дружба с Бринн. Если бы он сумел правильно объяснить ей свои замыслы по укреплению границ королевства, она могла бы превратиться в чрезвычайно ценного союзника. Учитываю их давнюю дружбу, тогайранка наверняка согласилась бы с его взглядами.

Но зачем останавливаться на этом? С помощью Бринн он смог бы распространить влияние Хонсе-Бира на Бехрен и Тогай. Эйдриан чувствовал, что перед ним открываются захватывающие возможности.

И кто сказал, что он непременно должен останавливаться на завоевании власти в Хонсе-Бире?

ГЛАВА 29

ПОНИ

— Это и к лучшему, что она уехала.

Таковы были последние слова, которые герцог Калас с плохо скрываемым удовлетворением сказал в тот день Данубу. Таким было и общее настроение двора и знати. И король не мог не знать об этом.

Все друзья и близкие к Данубу люди, в том числе и многие из тех, кого он знал с самого детства, с восторгом встретили известие об отъезде Джилсепони в Палмарис; они откровенно радовались тому, что королева наконец-то покинула двор и, возможно, больше уже не вернется. До ушей короля долетал смех придворных и их язвительные замечания. Дануба везде преследовали возбужденные пересуды о том, как его жена выезжала из ворот Урсальского замка; об этом же судачили в просторных гостиных и многочисленных коридорах громадного Урсальского замка. Придворные словно ожили. Решение Джилсепони уехать встретило единодушное одобрение, все облегченно вздыхали, что наконец-то король Дануб понял, что к чему, и отправил «королеву из народа» обратно в ее родную глушь.