Джон Норман - Убийца Гора

Я положил конус на место. Звук не смолкал.

В комнату вошел Хо-Ту, сжимая в руке длинный кривой нож.

– Где Кернус? – спросил он.

Я кивнул на валявшиеся в углу среди мусора и костей окровавленные лохмотья и объеденные остатки туловища.

– Ты не смог бы сделать этого лучше, – заметил я.

Хо-Ту посмотрел на меня.

– Сура, – сказал я, – просила передать, что любила тебя.

Хо-Ту кивнул; в его глазах стояли слезы.

– Я счастлив, – пробормотал он и быстрыми шагами оставил комнату.

Среди останков я заметил цепочку и медальон Кернуса – золотого тарна в оковах. И цепочка и медальон были забрызганы кровью.

Я подобрал медальон и бросил его на горизонтальную панель рядом со все ещё вспыхивающим конусом, продолжавшим посылать свой остающийся без ответа запрос.

Я огляделся. В комнате стоял тяжелый, удушливый запах животного. Я увидел толстый слой паутины, на которой, очевидно, спало это существо, и оценил её прочность. Увидел коллекцию небольших коробочек, доставленных с черных кораблей, и ящики, заполненные дискетами для компьютера. Царствующие Жрецы, подумалось мне, могли бы извлечь немалую пользу из содержимого этой комнаты. Полагаю, даже они могли бы узнать много нового для себя.

Я вернулся к панели и взял конус; издаваемый им звук чем-то отдаленно напоминал непривычный для человеческого уха голос. На одной из поверхностей конуса я заметил кнопку и нажал её. Звук моментально прекратился.

Поднеся конус ко рту, я начал говорить. Я говорил на горианском языке. Я не знал, к кому обращаюсь, но был уверен, что мое послание будет услышано или каким-то образом воспринято. Рано или поздно его непременно поймут.

– Кернус мертв, – говорил я. – Зверь ушел. Ответа не будет.

Я снова нажал кнопку выключателя, но конус молчал.

Потом я повернулся и вышел из комнаты, заперев её снаружи, чтобы другие не смогли в неё войти. Проходя через центральный зал дома Корпуса, я столкнулся с Фламиниусом.

– Хо-Ту, – пробормотал он и поманил за собой.

Я направился за ним в спальню Суры.

Рядом с телом девушки лежал Хо-Ту, своим кривым ножом перерезавший себе горло. Я заметил, что прежде, чем сделать это, он снял с Суры рабский ошейник.

Фламиниус был потрясен. Мы обменялись с ним понимающими взглядами. Он опустил глаза.

– Ты должен жить, – сказал я.

– Нет, – покачал он головой.

– У тебя есть работа, – говорил я. – В Аре новый убар. Ты должен вернуться к своим исследованиям.

– Жизнь мало что значит, – сказал он.

– А смерть? – спросил я.

Он поднял голову.

– Смерть вообще ничего не значит.

– Если смерть ничего не значит, следует выбрать ту малость, которую предоставляет жизнь, что на самом деле вовсе не так уж мало.

Он отвел взгляд.

– Ты воин, – сказал он. – У тебя есть твои войны, сражения.

– У тебя тоже. Ты медик. Дар-косис ещё не побежден.

Он опустил голову.

– Ты должен вернуться к работе, – продолжал убеждать его я. – Ты нужен людям.

Он горько рассмеялся.

– Кто я такой, чтобы печься о других? – воскликнул он.

– Ты – Фламиниус, тот, кто некогда любил людей и выбрал зеленые одеяния касты медиков.

– Когда-то я знал одного Фламиниуса, – усмехнувшись, сказал он. – Но это было очень давно.

– А я знаю того Фламиниуса, который есть сейчас.

Он посмотрел мне в глаза, в них стояли слезы. Как, впрочем, и в моих.

– Я любил Суру, – вдруг признался он.

– Хо-Ту тоже её любил, – ответил я. – По-своему она была дорога и мне.

– Я не умру, – сказал Фламиниус. – Хорошо. Я буду работать.

Я вернулся в свою комнату. С улицы доносились песнопения, прославляющие Ар.

Я смыл со своего лица знак черного кинжала.

Глава 24. СУД УБАРА

В Центральном Цилиндре Ара, где располагался дворец убара и проходили судебные процессы, в отведенной мне комнате я надел ярко-алую тунику воина.

Она была чистой и свежей, выглаженной горячим утюгом. Я пристегнул новые, из блестящей черной кожи, с медными чеканными украшениями ножны, но вложил в них свой старый, помнящий ещё далекие времена осады Ара верный меч. Сидя на краю каменного ложа, я нагнулся, чтобы завязать сандалии. Напротив, поджав под себя ноги и уперев в ладони подбородок, сидел Хул.

– Я агент Царствующих Жрецов в Аре, – сказал он. – С самого начала я наблюдал за всеми твоими действиями в городе.

– Ты же принадлежишь к партии Марленуса? – удивился я.

– Он мой убар, – сказал Хул. – Я счел за честь принять участие в его возвращении на трон.

– Сомневаюсь, что Царствующие Жрецы обрадованы таким поворотом событий, – заметил я.

– Они смотрят на вещи реально, – пожал плечами Хул.

– С Марленусом на троне Ар будет представлять для них опасность.

Хул усмехнулся.

– Ар всегда опасен, – он почесал за ухом. – Во всяком случае уж лучше Марленус, чем Кернус.

– Это верно, – согласился я.

– Марленусу потребовались долгие годы, чтобы вернуться, – сказал Хул. – Многое сыграло в этом свою роль. Во времена Казрака мало что можно было предпринять. Казрак, хоть и невзрачный на вид и, что ещё хуже, не являющийся уроженцем Ара, был тем не менее достойным уважения правителем, честным, разумным и смелым человеком, искавшим пользы для города.

– А Марленус? – спросил я.

– При всех своих недостатках, – ответил Хул, – он и есть сам Ар.

Я подумал о величественном Марленусе – быстром, решительном, упрямом, честолюбивом человеке, великолепно владеющем оружием, прекрасном тарнсмене, настоящем вожде, подобном богу среди людей, убару убаров. Я знал, что многие оставили Домашний Камень своего родного города, чтобы пойти за ним в изгнание, предпочитая оказаться в опале и испытать на себе все тяготы и лишения существования в горах спокойствию городской жизни. Эти люди не искали для себя ничего, кроме возможности быть рядом с убаром в трудную минуту и обнажить мечи во славу его имени. Марленус был действительно подобен богу, притягивающему окружающих, внушающему фанатичную преданность к себе и самую сильную ненависть к врагам. Кто ещё может так влиять на людей, что они станут драться друг с другом только за право умереть за него? Марленус, надменный солдат, воин с неизменной улыбкой на лице, был именно таким человеком. И вот теперь он снова вернулся в Ар.

– С уходом Казрака и назначением главой городской администрации Минуса Хинрабиуса, – продолжал Хул, – возвращение Марленуса стало целесообразным, – он потер свой нос и внимательно посмотрел на меня.

Его левый глаз, несколько больший, чем правый, был странноватого зеленого цвета. Правый же, нормального размера, в отличие от левого был голубым.