Алексей Пехов - Пересмешник

— Влад — искусный палач. Пожертвовал твоим умением вызывать карету, но зато сохранил тебе Облик и Атрибут. Обычно их отрубают начисто.

— Тебе лучше знать, — сказал я, все еще испытывая ощущение, что мне в уши набили несколько фунтов ваты.

Я распахнул дверь и спрыгнул на землю, оглядываясь по сторонам.

Густой липовый парк, полностью растерявший листья, спал десятым сном. Было удивительно тихо и очень темно. Луна совсем исчезла за наползшими облаками, и Стэфан, не дожидаясь просьб, начал светиться.

— Силе-о-он! — с издевкой сказал ему Ио, весело ткнув Зефира локтем в бок. — Что скажешь, братишка?

— Вели-ик, — осклабился Зеф, и эта парочка, не сговариваясь, засияла.

Свет, исходящий от каменных тел, разогнал мрак на расстоянии почти в сорок футов. Стэфан погас и грубо выругался. Они довольно загоготали.

Данте между тем оставил роспись в путеводной книге Теневого кучера и присоединился к нам.

— Идем, посмотрим на то, как спят величайшие. Прямая широкая аллея привела нас на большую круглую площадь, заканчивающуюся на противоположной стороне дугообразной высоченной колоннадой — входом в усыпальницы. Здесь горели фонари, но не электрические, как везде на острове Рыбы, а газовые. Пикли отказались проводить освещение на огромную территорию некрополя, мотивируя это сотней разных причин, начиная с религиозных и заканчивая трудоемкостью и рискованностью процесса.

— Мне изменяет зрение или это действительно то, что я думаю? — Я с удивлением показал направо.

Там, между парком и белоснежным забором кладбища, приютилось какое-то здание, над крышей которого торчали головы трех железных исполинов. По очертаниям я узнал паровых чудовищ, которые развлекают публику, сражаясь на Арене.

— Все верно. После сборки в цеху их привозят сюда на барже, чтобы испытать перед боями. Проверяют мощность паровых котлов, скорость, баланс, равновесие и не перегружены ли они броней. Когда испытания завершаются, машины перебрасывают в Гавань и везут на Арену на подводах.

— И где их испытывают? — Я ничего не понимал. — Они что, по гробницам шастают?

— Да нет. Здесь большая просека, через весь остров, прямо до моря. Пространства хватает, и любопытных глаз нет — неделями не появляется ни одна живая душа.

Это точно. К усыпальницам по старой традиции не спешат подходить. Просто так. На всякий случай.

— Ты-то откуда знаешь про эти штуки? Он рассмеялся:

— Забыл, что я спонсировал постройку одной такой машины? Пару раз сюда приезжал смотреть на результат.

— И как только Князь разрешил ходить этим консервным банкам рядом с могилами своих предков! — возмутился Стэфан,

— Думаю, что он об этом даже не подозревает, — подмигнул Данте. — Как я только что сказал — в усыпальницы приходят, только когда следует кого-то хоронить, а это случается очень нечасто. Здесь нет никого, кроме нескольких сторожей, уборщиков и общины митмакемов, которых не удовлетворяют условия Королевства мертвых.

— Митмакемов выселили четырнадцать лет назад, хозяин, — подал голос Ио.

— Ну тебе видней. Ты читаешь газеты чаще, чем я.

Мы пересекли площадь, где на засыпанных листвой камнях были выложены изображения цапли и лотоса, и оказались возле огромной колоннады. Она изгибалась подковой, а наверху, на портике, застыли тысячи гротескных статуй. Большие створки резных ворот, ослепительно-белых, все еще украшенных сусальным золотом, были замкнуты на огромный засов. Их открывали лишь в случае похорон Князя, перед траурной процессией. Это случалось раз в несколько веков, и лишь старая магия, оставшаяся в металле, не давала петлям ржаветь.

Во все остальные дни на территорию усыпальниц можно было попасть через несколько калиток, которые никогда не запирались.

Оказавшись на территории, Данте постоял, пытаясь сориентироваться, проигнорировал центральную дорогу, которая через каждые пятьдесят футов была освещена газовым фонарем, и свернул на пешеходную дорожку, отклоняющуюся влево, туда, где виднелись склепы знати.

Место для усыпальниц Князей отвели на правой половине «хвоста» острова, предварительно изолировав от другой части суши тремя прорытыми параллельно друг другу каналами. Между каналами стали хоронить представителей высокородных семей, видных государственных деятелей, военачальников, мануфактурщиков, ученых и творческую элиту. Ажиотаж бросить свои кости в непосредственной близости от сильных мира сего в прошлые века был достаточно силен. Лежать на этом кладбище считалось очень престижно, все равно что сейчас владеть акциями паровозной компании.

Люди платили огромные деньги, шли на сговор и преступления, лишь бы отвоевать себе местечко под могильной плитой и установить склеп поближе к центральной дороге, где проходит погребальная церемония прощания с Князем.

Но вскоре из-за отсутствия свободных земельных участков Городской совет запретил здесь хоронить кого бы то ни было, кроме лучэров, в которых течет княжеская кровь, и несолоно хлебавшим господам пришлось перебраться на кладбище Невинных душ, находившееся по соседству с моим домом. Здесь же остались лишь старые захоронения, и даже огоньки, витающие над могилами лучэров, давно погасли, обратившись в ничто.

— Добавьте света, — сказал Данте, и две тяжеленные горгульи, двигающиеся бесшумнее мяурров, исполнили его приказ. — Какая насмешка, Тиль! Кое-где в Рапгаре огня больше чем достаточно, а здесь тьма тьмущая.

Он был прав, зарево над южной частью города было видно даже отсюда. На Ничейной земле и прилегающих к ней областях бушевали пожары. Судя по всему, они не собирались гаснуть, а, наоборот, разгорались, следовательно, пожарные не приступили к своей работе, и, скорее всего, потому, что Скваген-жольц никак не может справиться с «внезапно» вспыхнувшими беспорядками.

— Теперь не затихнут еще часа полтора, пока не введут гвардию и не дадут разрешение стрелять на поражение. Такое уже было во время бунта зеленщиков в Холмах.

— Ты туда лучше посмотри. — Данте указал на юго-восток. Там, вдали, словно на большой глубине, едва видимое, пульсировало еще одно зарево.

— Дымок, Пепелок, Сажа, Копоть, Ржавчина. Если там быстро не разобраться, то полыхнет Яма, а за ней Соленые сады и Гетто Два Окна.

— Пролетарии, как они себя называют, решили побунто-вать за компанию. — Данте презрительно скривил рот. — Недоноски никак не могут понять, что с ними церемониться не будут, особенно когда в стране война и продукция фабрик жизненно необходима. Дело закончится большой кровью, оставшиеся в живых отправятся на каторжные работы, а на свободные места придут новые эмигранты, благо их здесь всегда хватает.