Ольга Громыко - Год Крысы. Путница.

— Не разминулись, — лениво откликнулся Альк, чуток придремавший в седле. Жар тоже клевал носом, вскидывая голову, только когда телега попадала колесом в выбоину или на камень. Саврянка и вовсе заснула, в обнимку с ребенком свернувшись клубочком на мягких ветках. — Муж бегал бы кругами вокруг коровы и рвал на себе косы. Мы увидели бы, когда на дорогу вывернули.

— А как мы его тут искать будем?

— Делать нам больше нечего. Скинем у первого же дома и дальше поедем.

— Альк!

— У нее там тетка живет, — пояснил саврянин, слишком разомлевший, чтобы дразниться.

— Тогда ладно, — с облегчением согласилась Рыска. — А до столицы далеко еще?

— Вон за тем холмом, наверное, уже покажется. — Альк чуть поменял позу и прикрыл глаза, но теперь прикорнуть ему не дал Жар.

— Как она называется-то?

— Брбржисщ, — буркнул саврянин.

— Чего? — Вор решил, что не расслышал.

— Брбржисщ.

— Как ты это делаешь? — Жар с детским восхищением уставился Альку в рот. — Ну-ка давай еще раз!

— Боброград. Отцепись.

— Брбр… У тебя там ничего не завязывается?! Бржи… Тьфу!

Рыска тоже попыталась шепотом повторить, но словцо оказалось на диво увертливым, будто вьюна пытаешься языком к нёбу прижать.

— Зато шпионов удобно ловить. Кто со второго раза не выговорил — того на дыбу, — хмуро пошутил саврянин.

— А почему не с первого?

— Ну не всем же быть столичными жителями.

Дальше первого дома проехать и не удалось бы: из ворот высыпала целая толпа, от мала до велика, издалека узнав телегу. Жар натянул вожжи, еле удержавшись от соблазна, напротив, подхлестнуть корову. Рыска прижалась к другу: савряне обступили их так плотно, что борта затрещали. От резких неприязненных голосов звенело в ушах — будто в воронье гнездо руку сунул и на обидчика налетела вся стая.

Альк, безошибочно угадав главаря — рослую полную тетку с плечами пошире иных мужских, — ответил только ей, коротко и емко. Этого хватило: семейство мигом отбросило враждебность и обратило все внимание на привезенную саврянку. От гомона она проснулась, мигом обнаружила в венке лиц свой цветочек и повисла у него на шее, чуть не опрокинув к себе в телегу: мужичонка оказался хлипковат. Белокосый, на Алька он не походил ни чуточки — лицо простецкое, растяпистое, слегка опухшее. Видать, перебрал по случаю успешной торговли и побоялся жене на глаза показываться, заночевал у родни. Страстные поцелуи быстро сменились взаимными упреками — куда только подевалась скромная и перепуганная девчонка с поляны! Проснулся ребенок и тоже запищал, гневно и требовательно.

— У нас считается, что если муж — или ближайший родственник — не стоит за плечом у роженицы, то его место занимает Саший, — пояснил Альк. — И теперь они выясняют, кто виноват, что ей пришлось рожать в такой сомнительной компании.

— Сомнительной? — Рыске стало обидно. — Уж какая была! Все лучше, чем одной.

— Это тогда ей так казалось. А теперь она еще внукам будет рассказывать, какой ужас пережила: в дремучем лесу, в окружении злых ринтарцев…

— А ты?!

Альк ухмыльнулся:

— Она спросила мое имя.

— Чтобы назвать так ребенка? — с легкой завистью уточнил Жар.

— Полагаю, чтобы случайно не назвать.

Супруги уже снова обнимались. Тетка держала младенца, так рьяно его укачивая, будто собиралась с размаху зашвырнуть на крышу. Из-за заборов, как ромашки из травы, торчали любопытные головы соседей, кое-кто подошел поближе, узнать, в чем дело. Муж подхватил жену на руки и потащил в дом, толпа с радостными возгласами потянулась за ними. У телеги остались только тетка да двое парней, косившихся на нее с почтительной опаской: мамаша была из той породы, что даже бородатого сыночка запросто перекинет через колено и отшлепает по попе.

— В гости приглашает зайти, — перевел Альк. — Отблагодарить хочет.

— Может, дальше поедем? — Рыска чувствовала, что не больно-то они тут нужны и зовут их только из вежливости.

— Все равно корову перепрягать. — Парни этим уже занимались, с куда большей сноровкой, чем Альк. — И остальных напоить не помешало бы.

— Давай зайдем! — поддержал саврянина Жар. — Интересно же, как белокосые живут.

Девушка нехотя уступила.

Потолок в саврянской избе оказался выше на треть, из-за чего Рыске чудилось, будто его вовсе нет — сразу идет крыша. Печь стояла не у стены, а посреди кухни, разделяя ее на две половины — с кухарочьим столом и обеденным. Столы были обычные, из толстых исцарапанных досок. Посуда тоже не слишком отличалась от ринтарской, разве что узор другой. На полу валялась какая-то шелуха, Рыска вначале решила — сор, но потом увидела, как девочка подметает соседнюю комнату — а потом старательно посыпает заново, из большого мешка.

— Это зачем? — шепотом спросила она у Алька.

— От насекомых.

— Они этой штуки боятся?

— Наоборот. Прячутся в нее, а потом на совок и в печку.

Жар пригляделся к висящему в углу двуиконию, бессовестно захихикал и ткнул подругу локтем. Девушка не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом возмущенно ахнула: в отличие от ринтарских канонов здесь беловолосой и желтоглазой была изображена Хольга.

— Такой и молиться-то неприлично! — вырвалось у Рыски.

— Тебе-то какая разница? — пожал плечами Альк. — Ты ж полукровка, могла от любой из пар родиться.

— Ну все равно… — Саврянину тем не менее удалось сбить девушку с толку. И в самом деле — кто ее, эту Хольгу, видел? Кому какая милее, ту и рисуют…

— А это что за баба с бородой, пониже? — Жар непристойно ткнул в нее пальцем — и по вытянувшимся лицам саврян понял, что сморозил какую-то глупость.

— Это святой Трачнил, идиот! — прошипел Альк краем губ. Молец, ничуть не смутившись, отвесил изображению низкий поклон и горячо взмолился:

— Прости, покровитель! Не признал.

Хозяева вроде успокоились, снова заулыбались. Пока одна половина семейства металась по дому, лихорадочно приводя его в порядок, другая наскоро что-то готовила и накрывала на стол. В центре комнаты, как кряжистый дуб в снежной круговерти, недвижно стояла тетка, присматривая одновременно за домашними, чтоб не отлынивали, и за гостями, чтоб чего не сперли.

— Только не будем долго засиживаться, ладно? — жалобно прошептала Рыска, когда их наконец пригласили за стол.

— Перекусим — и в путь, — согласился Альк.

Жар поглядел на заборчик из оплетенных лозой бутылок и задумчиво почесал нос.

— Какие милые, славные люди! — громко, с чувством объявила Рыска, — Хоть и савряне. А капуста у них — гадость! Я один листик съела, и до сих пор тошнит!