Линн Абби - Медный гамбит

Теперь он знал, кто обучал мальчишку, и он знал, что это та самая тройка, хотя содержимое тележки было покрыто соломой и циновками.

— Обыщи ее, — приказал он Букке, и тот сделал как приказано, пылая злобой и жаждой мести.

Четыре амфоры из обожженной глины, водонепроницаемые, покрытые слоем лака, скоро лежали на земле. Их горлышки были погружены в темно-красный воск, на котором были оттиснуты печати со знакомым львиным профилем.

— Разбить их? — спросил Букке.

Павек глубоко вздохнул. Его план, который подказала ему Метиса в ее комнате, требовал снятия печатей, но разбивать амфоры было не нужно. Иногда печати были просто обычным воском и любой мог снять их. Но бывали случаи, когда использовали волшебство, и тогда человек мог остаться без рук, а его картинка с искаженным болью лицом украшала воск, чтобы впоследствии волшебник мог полюбоваться на нее. Павек знак риск, знал это и Букке. Но если разбить амфоры, порошок окажется на земле, в грязи и пыли. Но скорее в этом будет виноват Рокка, а не сами торговцы, так как именно он отвечает за Дыхание Рала, и никто не сможет доказать, что это не так.

— Пускай женщина сломает печати, — сказал Павек, эта блестящая мысль внезапно возникла в его голове.

Женщина посмотрела на него, потом прошла мимо Букке, спокойно поправив свое платье и закрыв плечо там, где Букке сдернул его, торопясь проверить амфоры. Ее глаза не отрывались от лица Павека, было видно, что она с трудом сдерживает свой гнев, но она не сказала ничего и просто встала на колени рядом с амфорами.

Полуэльф разразился ругательствали в сторону Павека, что могло стоить ему жизни. Он бросился вперед, Букке поднял свое мачете, но дварф схватил мальчишку раньше, чем он успел что-то сделать.

Павек все это видел как в тумане, ясно он видел только женщину. Он смотрел только на ее руки, хотя ее плечо опять обнажилось. Он не мог сказать, что именно он ожидал: вспышку света или, возможно, знак какого-то другого волшебника, что-нибудь такое, чтобы он смог рассказать Метисе, когда увидит ее. Полуэльф все еще яростно ругался, но женщина просто положила руки на землю. Потом она закрыла глаза, и ничего не случилось. Ничего не случилось и тогда, когда она взялась за узкие полоски, глубоко впечатанные в темно-красный воск, и начала их отрывать, одну за одной, как если бы они были ничуть не опаснее, чем те палочки воска, которые Метиса хранила в ящичке на своем рабочем столе.

Да, как если бы, но это было крайне маловероятно.

Его свободные дни, проведенные в архивах, не пропали даром. Павек не мог сказать, что именно сейчас происходит на его глазах, не мог назвать заклинание, которое она использовала, но он точно знал, что женщина, стоявшая на коленях и глядевшая на него со следами настоящего беспокойства в глазах, не была обычным бродячим торговцем. Она призвала к земле Атхаса, чтобы снять с печатей заклинание, которое она сама, или кто-то другой, вплели в печать.

Она была друидом.

— Вы хотите посмотреть поближе? — спросила она, садясь на пятки, на ее платье осталось черные точки, как если бы оно упало.

Он хотел и не хотел, одновременно. Он хотел приказать Букке сунуть руку в амфору, но посмотрел на лицо юного полуэльфа и выкинул эту идею из головы. Вернув нож в ножны, он встал на колени напротив женщины-друида. Она дышала глубоко и ровно; она даже не моргнула, когда он запустил руку глубоко в порошек. Он вытащил руку обратно и разжал ладонь. Она стала желтой, желтой как порошок, лежавший на его ладони. Павек осторожно коснулся языком порошка и набрал немного в рот, и тут же вскочил на ноги, изрыгая из себя все, что можно, но это не помогло.

Все — как темплары, так и путешественники — засмеялись, увидев выражение лица Павека. Единственные, кто не смеялся, была несчастная, почти забытая семья рабов, стоявшая на коленях рядом с трупом фермера, и их отчаяние было еще хуже для него, чем этот язвительный смех. Павек вцепился руками в горло. Он тяжело кашлял, выкашливая из себя все, что в нем было, на какой-то момент ему показалось, что еще немного и его кишки окажутся снаружи. Он не чувствовал ничего, кроме безудержной, безостановочной щекотки в горле.

— Вы нашли то, что искали, регулятор? — саркастически спросил Букке.

Глаза Павека были в слезах. Он не мог говорить; он едва мог дышать.

— Можем ли мы продолжать наш бизнес? — спросила друид. Она уже успела заменить восковые печати, и скорее всего опять вплела в них заклинание.

Самое лучшее, что Павек мог сделать, это кивнуть и жестом показать, что можно открыть ворота, потом он пошатываясь подошел к цистерне и сунул всю голову в стоячую воду.

Третья Глава

Замороженный язык во рту Павека оттаял задолго до того, как из его памяти выветрились жуткий вкус зарнеки и издевательский смех Букке и всех остальных, собравшихся у ворот.

Впрочем, ему было не привыкать к таким вспышкам. Его погоня за заклинаниями — которые он не мог даже надеяться когда-нибудь использовать — часто делала его смешным. Студенты в архивах смеялись во весь голос, когда он неправильно произносил имена со свитков, которые он хотел изучить. Его товарищи-темплары по гражданскому бюро, тоже низкогого ранга, иногда смеялись до слез, потому что он был самым смешным созданием среди них: огромный, страшный на вид, бедный как крыса темплар с болезненым, романтическим любопытством.

И с сочуствием, с жалостью к людям — значительно большим сочуствием, чем считалось мудрым в среде темпларов.

Павек расстроился из-за вдовы и ее детей, которые теперь должны были оказаться в обсидиановых ямах. Ему было стыдно, что в его сеть по поимке торговцев зарнекой попались несчастные фермеры. Не было никаких причин, говорил себе Павек, для этой глупой боли в груди: семья везла контрабанду для Союза Масок. Ничего более худшего, чем обычное раздражение темпларов, не случилось бы с ними, если бы они на нарушили один из самых важных законов Урика.

Они сами поломали свою судьбу, из-за своей собственной проклятой ошибки, он ни в чем не виноват.

Но все равно Павек расстроился, ему было больно и тяжело, и лица семьи присоединились к бесконечному числу других лиц, которые он пытался выбросить из своей памяти, но не мог. Женщина-друид с раскаленными глазами и разорванным на плече платьем также уже была там. Вместе с сиротой, который едва не убил его своим ударом в пах несколько дней назад.

Мигая и вздыхая, согнувшись под своим бременем, Павек тяжело шел по улицам от западных ворот до таможни. Его рост и озверелое выражение лица, вместе с желтой одеждой темплара, расчищали ему путь, а внутри его мозга тоненький голосок звенел не переставая: Забудь о них о всех. Думай только о себе. Забудь о них о всех.