Александр Клыгин - Сент-Джордж

– А зачем оно ему? Полностью отрешиться от мирских проблем – это удел самых высоких душ. Их называют буддами. Вдохновлять на подвиги представителей светлых сил – это удел других высоких душ, их называют бодхисаттвами. В романе Толкиена такие бодхисаттвы – это Гэндальф, Эльронд, Галадриэль. Да и почти все эльфы. Сражаться с темными силами – это удел еще более низких душ. Пожалуй, в буддийской терминологии таких можно назвать «саньясинами», в переводе это значит «ученики». И каждый саньясин должен понять то, что понял Дункан Маклауд – битва добра со злом происходит не во внешнем мире, а в душе каждого конкретного человека. Потому что мир – это лишь отражение наших душ, о чем я неоднократно говорил тебе. И многим другим! Да никто не врубается.

– Что-то у тебя все мрачно выходит. Если те, кто сражается с темными силами, – низкие души, так кто же тогда сами темные силы?

– Еще более низкие души. Те самые «маленькие человеки». Армия орков Саурона – это как раз и есть сообщество «маленьких людей» под управлением тирана. И нужно понимать: то, что они такие уроды – это не результат генетических отклонений. Это всего лишь показатель их духовного уродства. Ницше называл общество таких «маленьких человеков» «вьючными животными». В более цивилизованном переводе – «ослами» и «верблюдами», которых тянут за поводок безумные деспоты и тираны.

– Ой, Шурик…

– Что, Мурат?

– Не доводят до добра такие рассуждения.

– Верно, не доводят. А что делать, если я так думаю? Не уподобляться же этим «оркам» и начинать думать «как все».

– М-да, тоже верно. Тупик, парадокс у нас получается.

– Ну, так «гений – парадоксов друг», как говорил мой пра-пра-пра-прадедушка.

– Ой, не надо заливать о своем родстве с Пушкиным.

– А почему бы и нет? Даже если генетически мы не родственники, у нас много общего. Правда, он, конечно, талантливее…

– Стоп, не гони про своих бесчисленных родственников. Ты мне лучше объясни – раз Том Бомбадил такой важный персонаж, чего ж его в фильм-то не вставили?

– Сначала я тоже не понимал, и меня это злило. Но ты знаешь, теперь, кажется, понимаю. Я ведь и сам творческий человек. И если раньше у каждого творческого человека был внутренний творец и внутренний цензор, то сейчас ситуация чуть-чуть изменилась. Сейчас у нас всех – и у меня тоже – есть внутренний творец и внутренний продюсер.

– Вау! Ну, ты загнул! Поясни!

– Чего проще. Внутренний творец творит себе и творит. Он сидел в творческих людях с начала времен и будет сидеть и творить до тех пор, пока не кончится мир. А все остальное – социальные наслоения. Но раньше эти социальные ограничения обретали форму внутреннего цензора, рассуждавшего примерно так: «вот это и это писать нельзя, потому что это противоречит моральным ценностям, художественным канонам, научной парадигме и генеральной линии партии и правительства». Теперь же социальные ограничения обрели форму внутреннего продюсера, а он рассуждает иначе: «Вот это и это писать нельзя. Никто этого не осудит, возможно, найдется даже два-три человека, которые тебя похвалят именно за это. Но ведь это не будут покупать широкие массы потребителей. И если ты хочешь донести до этих широких масс именно эту свою великую мысль, тебе надо привести ее в подобающую форму – чтобы это было интересно, чтобы это завлекало потребителя, и он платил тебе деньги за то, что ты его просвещаешь, доставляя ему при этом удовольствие».

– Во как!!! Ну, Шурик, ты и загнул! Ты и правда, гений.

– Не от хорошей жизни, Мурат. Мне и самому приходится так писать, чтобы не просто сформулировать какую-нибудь идею, а еще и обрядить ее в клоунский наряд, чтобы ее воспринимали. И я не говорю, что это плохо. Это хорошо, просто творить стало сложнее. Если раньше можно было закосить под непризнанного гения – мол, «эстеты и высоколобые интеллектуалы балдеют от моих произведений, но партия и правительство запрещают меня печатать», то теперь такая пурга уже не прокатит. Сейчас у нас все решает коммерческая выгода – а ее нельзя ругать, в отличие от партии и правительства (их и раньше, и сейчас критиковать очень выгодно), а вот ругать саму выгоду всегда было очень невыгодно. И коммерческая выгода, в отличие от партии и правительства, никому ничего не прощает. Раньше можно было считаться гением, прославляя власть или ругая ее. Сейчас можно считаться гением по уровню прибыли от продажи своих произведений. И неважно, пишешь ли ты стихи гекзаметром или сочиняешь что-то типа «Хлопай ресницами и взлетай». Если это покупают – ты успешен, ты гений! Если нет – извини… Сейчас уже нет непризнанных гениев, нет «альтернативы». Потому что продюсеры сообразили, что альтернатива продается лучше, чем попса – и меньше издержек на производство. Так что невозможно быть непризнанным альтернативщиком. Можно быть посредственностью, чьи произведения не продаются и не окупаются. А посредственность – это не альтернатива. Все очень жестко в наши дни. Либо ты winner, либо ты loser. Среднего не дано.

– Шурик, я вынужден снова повторить, что ты – гений.

– Да ладно, Мурат. Вот, например, если бы я захотел творчески выразить эту свою мысль насчет внутреннего продюсера, чтобы я сделал? Мне пришлось бы подобрать для этого занимательную форму – например, диалог двух придурков о «Властелине Колец». И в этом диалоге нечаянно бы выплыла пришедшая мне в голову мысль. Ты меня хорошо сейчас понимаешь?

– Угу.

– Ну вот. Да, я ж тебе так и не объяснил, почему в фильме Питера Джексона нет Тома Бомбадила. Потому что невыгодно тратить даже пять минут экранного времени на то, что зритель в своей основной массе все равно не поймет. А если не поймет – значит, не купит. А если не купит – а тогда зачем вообще все затевалось?

– Но ведь это трагедия!

– Да вовсе нет! Вот почему я люблю фильмы Люка Бессона? Потому что он умеет снимать так, что и коммерчески выгодно – так и хочется покупать его фильмы на DVD, и идеями обогащаешься. Возьмем «Пятый элемент». Гениальное произведение. Фильм совершенен во всех отношениях – как по форме, так и по содержанию. И все фильмы Бессона такие. То есть, я могу сейчас взять любой фильм Бессона, пожалуй, кроме «Такси-4», и выкопать из него две-три замечательные философские идеи. Понимаешь?

– А с «Такси-4» что не так?

– А то, что там сюжета нет. Идея уже исчерпана, как мне кажется. Да, много шуток. Да, прилично снято, но центральной идеи вообще не видно. Просто коммерческий проект.

– А какие идеи в трех других сериях «Такси»?

– Основная идея такова: настоящий профессионал может изменить мир к лучшему, если будет самозабвенно заниматься своим делом. Это в двух словах, а так я мог бы тебе целую лекцию на эту тему прочесть, да что-то устал уже.