Орсон Кард - «Королева Язу»

— Что сказали бы вы, если бы кто-то захотел отправить вас самих в Англию, Шотландию, Германию или любую другую страну, откуда приехали ваши предки? Все мы, богатые и бедные, свободные и невольники, теперь стали американцами. Нельзя отсылать в Африку рабов, чьи деды и прадеды родились на этой земле — Африка для них теперь не более родина, чем Китай или Индия.

Эйб кивал, слушая это, и у Артура сложилось впечатление, что до сих пор долговязый считал этот проект — взять и спровадить черных в Африку — наилучшим решением проблемы.

— А мулаты? Светлокожие метисы, в которых кровь европейцев и африканцев смешалась поровну? Их что же — надвое разделить, как железнодорожные пути, и каждую половину оправить на родину? Нравится вам это или нет, мы все перемешались на этой земле и приросли к ней. Порабощая темнокожего, вы порабощаете сами себя, ибо отныне вы прикованы к нему не менее крепко, чем он к вам, и его неволя формирует ваш характер точно так же, как его собственный. Сделайте темнокожего раболепным, и тот же процесс сделает вас тираном. Заставьте его дрожать от страха перед вами, и это превратит вас в чудовище. Выдумаете, ваши дети, видя вас таким, не будут бояться вас? Нельзя носить одну личину перед рабами и другую — перед своими близкими, если вы хотите, чтобы этим личинам кто-то верил.

После лекции, перед тем как разойтись спать, Элвин и Артур постояли немного у поручней, глядя на плот.

— Как можно после такой речи вернуться домой, — сказал Артур Стюарт, — и тут же не отпустить всех рабов на волю?

— Я же нот не отпускаю тебя, — заметил Элвин.

— Потому что ты только притворяешься моим хозяином, — шепотом парировал Артур.

— Тогда я мог бы притвориться, что отпускаю тебя, и это послужило бы другим хорошим примером.

— И что бы ты тогда со мной делал?

Элвин на это слегка улыбнулся, и Артур понял его.

— Я не говорю, что это легко, но если бы так поступили все…

— Все не поступят. Значит, тот, кто отпустит своих рабов, станет бедным, а кто не отпустит, останется богатым. И кто же получит власть в здешних краях? Тот, кто рабов сохранит.

— Выходит, надежды нет.

— Все должно произойти сразу, по закону, а не мало-помалу. Пока рабство хоть где-то разрешено, дурные люди будут владеть рабами и получать от этого выгоду. Надо запретить его — и дело с концом. Никак не могу добиться, чтобы это поняла Пегги. Вся ее пропаганда ни к чему не приводит: стоит кому-то перестать быть рабовладельцем, как он теряет всякое влияние среди тех, кто ими остался.

— Конгресс не может отменить рабство в Королевских Колониях, а король — в Штатах. Значит, как ни крути, где-то оно будет, а где-то нет.

— Будет война, — сказал Элвин. — Рано или поздно, когда свободным штатам опротивеет рабство, а рабовладельческие станут еще более зависимыми от него, с той или с другой стороны произойдет революция. Думаю, мы не дождемся освобождения, пока король не падет и его Колонии не войдут в состав Штатов.

— Этому никогда не бывать.

— Мне кажется, это все же произойдет, но кровопролитие будет ужасным. Люди сражаются яростнее всего, когда даже самим себе не смеют признаться, что борются за неправое дело. — Элвин плюнул в воду. — Пошли спать, Артур Стюарт.

Но Артуру было не до сна. Речь Кассиуса Клея вызвала под палубой большое волнение, и многие из рабов сердились на Клея за то, что он заставил белых почувствовать себя виноватыми.

— Попомните мои слова, — говорил парень из Кенитука. — Когда они чувствуют свою вину, то единственный для них способ облегчить душу — это внушить себе, что так нам и надо, а если мы этого заслуживаем, то людишки мы хуже некуда и надо наказывать нас почаще.

Артуру это казалось чересчур заковыристым, но ведь он был совсем крохой, когда мать вместе с ним бежала на волю, и не мог быть полноправным участником в споре о том, что такое рабство.

Даже когда все угомонились, ему не удалось заснуть, и в конце концов он вылез по трапу на палубу.

Ночь была лунная. Туман над восточным берегом стлался низко и позволял видеть звезды.

Двадцать пять мексиканских рабов спали на корме, тихо бормоча что-то сквозь сон. Спал и стражник.

«А ведь я собирался их освободить этой ночью, — подумал Артур. — Но теперь уже поздно — к утру не управлюсь».

Но тут ему пришло в голову, что он, пожалуй, сумеет сделать это быстрее, чем полагал.

Он сел в темном углу и после пары неудачных попыток вызвал в уме железное кольцо на лодыжке ближайшего раба. Он ощутил это кольцо, как прежде монету, и стал размягчать его, словно пряжку ремня.

Кольцо, однако, оказалось намного массивнее, чем монета или пряжка. Не успевал он размягчить одну его часть, другая опять застывала, и так без конца. Прямо как в истории о Сизифе, которую читала ему Пегги, — тот в подземном царстве, Гадесе, толкал камень в гору, но на каждый шаг вверх ступал два шага вниз и после целого дня работы был от вершины дальше, чем в самом начале.

Потом Артура осенило, и он чуть не выругался вслух. Надо же быть таким глупым!

Совсем не обязательно размягчать все кольцо. Снять он его, что ли, собирается, как рукав? Достаточно проделать это с ушком, где металл тоньше всего.

Он попробовал, добился полного успеха и тут кое-что обнаружил.

Ушки не были соединены — чека отсутствовала.

Он стал мысленно проверять одни кандалы за другими и везде находил то же самое. Чеки недоставало везде. Каждый раб уже был свободен.

Он подошел к ним. Они не спали и потихоньку делали ему знаки — уйди, мол, с глаз долой.

Артур вернулся в свой угол, а они, будто по сигналу, разомкнули свои кандалы и тихо сложили цепи на палубу. Без некоторого шума, конечно, не обошлось, но часовой даже не шелохнулся — как и никто другой на всем пароходе.

Чернокожие встали и начали перелезать через борт, глядящий на реку.

Они все потонут. Рабов плавать не учат и самим учиться не позволяют. Они сделали свой выбор между рабством и смертью.

Хотя Артур, если подумать, не слыхал ни единого всплеска.

Он перебежал к дальнему борту и заглянул через поручни. Все двадцать пять человек собрались на плоту и тихо перегружали имущество Эйба Линкольна в шлюпку. Небольшой груз там вполне уместился, и много времени это не заняло.

Неужели это для них так важно — не брать чужого добра? Они так и так совершают кражу, поскольку бегут от своих хозяев. Хотя это только теория, будто один человек, становясь свободным, тем самым что-то крадет у другого.

Потом они все улеглись на плот, и крайние, гребя руками, как веслами, двинулись на середину, в туман, к берегу краснокожих.