Стив Перри - Цена победы

Дэйк жестами приказал остальным подползти поближе, чтобы он смог разъяснить свой план.

В чертоге великанов стояла глухая темень, хоть глаз выколи. Конан в который раз рванул на себя ребро клетки и вдруг услышал слабый хруст. Кость подалась в руках, пусть лишь на волосок, но и этого достаточно, чтобы лицо киммерийца расплылось в широкой улыбке. Разглядеть, где зеленая смола обволакивает белизну кости, было невозможно, однако Конан узнал все нужное просто на ощупь. Покрытие твердое как скала, но при этом хрупкое. Едва заметного, но постоянного расшатывания кости под сцепкой оказалось достаточно, чтобы вызвать на поверхности узор расходящихся линий.

Трещины. Еле заметные, но все же вполне ощутимые.

Конан удвоил усилия. Острый слух варвара распознал тончайшие звуки новых расколов. Посыпались крошки затвердевшей смолы; Конан не видел их в темноте, но чувствовал, как они бьют его по ладоням и запястьям. Теперь перекладина ходила свободнее. Он ухватил ее поближе к соединению, скрипевшему и хрустевшему при каждом рывке. Нет сомнения, кость подается все больше!

Внезапно один конец перекладины вырвался окончательно.

Конан издал короткий, резкий смешок и, не останавливаясь, принялся выкручивать вверх свободный конец. Другой конец, все еще закрепленный, ломал смолу, дробил ее, будто молот кузнеца мелкий камешек.

Кость оказалась довольно тяжелой. Длиной в руку и толще запястья, она станет грозной дубиной. Конан помахал ею взад-вперед, продолжая зловеще улыбаться во тьме. А еще важнее, что кость - это инструмент. С ее помощью он сможет сорвать и другие связки, возможно даже просто раздробить смолу. Пока пролом еще маленький, но дай киммерийцу еще несколько свободных часов, и он освободится. А когда он окажется вне клетки, джатти не смогут засунуть его в мышеловку так же легко, как в первый раз. При нем его кремень и кресало, а вон те корзины у стены послужат хорошим трутом. Когда здание - а может, и несколько других - охватит огонь, великаны окажутся слишком заняты, чтобы думать о пленнике. Даже если вся деревня сгорит дотла - поделом им!

Конан поднял дубину и обрушил ее на стену узилища. Полетели осколки смолы.

Под покровом ночи, под защитой густой чащи колючих зарослей спали варги, все, за исключением дозорных и Фосулла. Вождь сидел близ коварных, непроходимых зарослей, копье лежало у. него на коленях. Фоссул размышлял. Он сказал своим воинам, будто знает, как сразить гигантского красного демона, и откроет им это, когда настанет время.

По правде говоря, не было у Фосулла никакого особого плана. О нет, замысел у него был. Когда огромный демон прыгнул вперед, Фосулл смотрел на одного из чужаков, смуглого парня с черными волосами на голове и на лице. Несомненно, эта вожак, и именно он призвал чудовище. Вонзить в него несколько копий, прежде чем он успеет воззвать к демону, и, возможно, остальные не смогут пробудить ужасное существо. Или даже если демон уже появится, то при убитом хозяине может обратить свою ярость на самих чужаков.

Если честно, с точки зрения военного искусства замысел этот не слишком-то и хорош. Впрочем, если нападение на демона кому-то и кажется безумием, то у Фосулла просто нет другого выхода. Вождь, не пытающийся освободить своего наследника, вряд ли надолго останется вождем. Варги уважают силу и не терпят даже малейших проявлений слабости. Воины уже наполовину уверены, что на самом деле не бежали в ужасе от демона, а просто слегка встревожились. Признание того, что чудище напугало Фосулла, означает для вождя полный крах.

Нельзя забывать и о Вилкене. В конце концов, это его старший сын, и, пока есть у него еще полдюжины сыновей и примерно столько же дочерей, варги никому не позволят так просто отнять первенца - ни другому племени варгов, ни джатти, ни даже чудищу из преисподней. Надо как-то исхитриться и вернуть наследника.

Фосулл вздохнул и кончиками пальцев покатал туда-сюда копье. На рассвете они двинутся к деревне джатти и увидят все, что возможно увидеть. И если идея его не сработает... что ж, каждый когда-нибудь умирает. Не сегодня, так завтра. Решать богам.

Наверное, он должен воззвать к богам, дабы они благоволили ему в предстоящей битве. Возможно, пользы не будет, ибо частенько мольбы стучатся в глухие уши... Но всяко уж не будет и вреда.

Боги всегда решают, так повернуть или эдак, разве нет? И если несколько с толком выбранных слов перевесят в нужную сторону, дурак будет тот варг, который не произнесет этих слов.

И вождь варгов отправился к священной скале.

Глава седьмая

Балаганщик Дэйк осторожно и бесшумно провел свое воинство в деревню великанов. Новичок в отряде, маленький зеленый человечек, неохотно сообщил Дэйку свое имя. Он говорил на корявой и смутной, но в целом понятной разновидности местного диалекта. Вилкен, так его звали. Карлик двигался с явной неохотой, однако Дэйк сразу заметил, что близость великанов возбуждает его. Когда балаганщик осведомился о причине такого волнения, ответ Вилкена был вполне прост:

- Мы есть их, когда получается поймать.

Дэйк поднял бровь, но ничего не сказал. Надо же, какое расточительство. С другой стороны, расплодись поголовье великанов по всей округе, так те, коими он намерен повелевать, сразу же понизятся в цене. В этом тоже ничего хорошего.

- Туда, - указал Дэйк. - Вон тот дом.

- Почему тот? - сразу отозвался Крэг.

Что за дурак. Да какая разница? Дэйк не затруднился ответить помощнику.

Они приблизились к постройке. Волкомордый и кошкозадая остались караулить, а Дэйк с Крэгом направились к двери, следом за ними четырехрукий Саб и карлик Вилкен. Дэйк видел, как тени их пляшут на стене огромного дома.

Хозяин уродов нахмурился. Пляшущие тени? Тут что-то не так.

Почти в то же мгновение он осознал еще кое-что: ночная тьма как будто бы отступает, неведомо откуда сочится загадочный оранжевый свет. Позади раздался треск, а в воздухе явственно поплыл запах дыма.

Балаганщик обернулся.

За ними полыхал дом. Как раз когда Дэйк обнаружил это, всю крышу с яростным треском охватило пламя, и ночь стала светла как день.

А еще ночь пробудилась к жизни испуганными криками деревни, полной великанов.

Покидая наконец ненавистную клетку, Конан испытал величайшее в своей жизни торжество. Время от времени поражения неизбежны, но сдаться, опустить руки, даже когда положение кажется безнадежным, - вот худшее из худших поражений. Каждая битва рождает победителей и побежденных, и это в порядке вещей; нет позора пасть в честном бою. И только отказ от борьбы, когда остается хоть один шанс на успех, означает, что человек погиб окончательно.