Марина Дяченко - Слово погибели № 5

– Жена, – сказал Игрис, – я так долго тебя не видел. Неужели у нас нет других тем?

Они молча прошли мимо памятника Двенадцати. Впереди, в конце аллеи, их ждал маршал Равелин на постаменте – фигура из белого мрамора, не такая большая, как на площади. Тот маршал, юный и монументальный, высился, подняв для приветствия руки. Этот – в парке – выглядел больше похожим на человека: немолодой, длинноволосый, он стоял, чуть подавшись вперед, вскинув подбородок, будто пытаясь что-то разглядеть в дальнем конце аллеи. За его спиной трепетали флаги – не то шлейф, не то крылья.

«Алисия Желудь действительно везла с собой документы, – скажет он шефу. – Скорее всего, в единственном экземпляре. Скорее всего, не оцифрованные. Несколько тонких папок или одну толстую: столько вместилось бы в ее сумку, а кроме сумки, у нее ничего не было… Она не знала, что везет свою смерть».

Стайкой подбежали дети, за ними, чуть прихрамывая в новых туфлях, подошла учительница, совсем непохожая на Алисию Желудь. Она была молодая, ростом почти с Игриса, энергичная и строгая, и только боль в ногах, измученных красивой неудобной обувью, омрачала ей этот день.

– Да, я записал большую часть эфирных протоколов по делу Карги, но не все. Теперь адвокаты госпожи Элеоноры Стри требуют повторных экспертиз, требуют магической комиссии и права ввести в нее своих представителей. Между тем время прошло, многие следы утрачены навсегда…

– Есть вероятность, что ее оправдают?

Алистан пожал плечами:

– Теперь не знаю. Еще несколько дней назад я готов был обещать, что вина доказана и дело за судом. Специфика преступлений, совершенных с применением магии: основные доказательства нельзя пощупать руками, мотивы невозможно вычислить логически.

– Но эта женщина действительно совершила то, в чем ее обвиняют?

– Да, я это точно знаю, – мягко сказал Алистан. – Но есть закон, есть суд присяжных, вот пусть они и решают.

– К сожалению, – помолчав, сказал Игрис, – мне придется изменить для вас меру пресечения.

– Я к этому давно готов. Мне даже странно, что вы ухитрились так долго сопротивляться их бешеному напору… В госпитале, где лежит Элеонора Стри, утроили охрану – говорят, я собираюсь убить ее, как убил Алисию Желудь.

– Меня завалили жалобами.

– Конечно. Даже Певец теперь понимает, что в нынешних обстоятельствах меня лучше упрятать за решетку. – Алистан улыбался, как будто речь шла о ком-то другом. – Можете вызвать конвой прямо сейчас – я уже попрощался с женой и сыном и ношу с собой в сумке зубную щетку.

Зубная щетка. Мысли Игриса скакнули к разговору в поезде: «…почему она бросает все и едет в столицу, прихватив с собой одну только зубную щетку?»

– Когда занимаешься магией, – сказал Алистан, наблюдая за ним, – поневоле приучаешься к тому, что любопытство опасно. Вами движет любопытство, Игрис, это… неправильный двигатель.

– Мною движет профессиональный долг.

– Бросьте. Вам просто интересно знать, что мне рассказала эта несчастная женщина. Я говорю вам: не ищите. Информация убивает. Разве у вас нет родных, близких? Разве не достаточно жертв вокруг этого дела?

Под его взглядом Игрис смутился.

Отдел информации подкинул ему очередную справку-выписку. Отец Алисии, Герман Желудь, много лет проработал мастером, а потом начальником цеха на заводе химических удобрений в фабричном городке с хорошим названием Коптильня. Там же его дочь закончила школу, а потом педагогический техникум. Желудь не помышлял о пенсии, но, когда здоровье старика резко ухудшилось, врачи категорически порекомендовали ему оставить работу и перебраться из Коптильни куда-нибудь «на природу».

Отец и дочь перебрались в Верхний Крот. Старику на тот момент было уже под семьдесят. Ветеран Священной войны и ветеран труда, он имел льготы для проживания в столице, но категорически отказался туда переезжать. Игрис мог представить, каково было разочарование дочери: в двадцать-то лет юным незамужним учительницам мечтается о больших городах…

Впрочем, может быть, Алисия была воспитана в строгости и желала только скромного труда в тихом поселке, в гудящей, как улей, школе? Иначе почему после смерти отца она осталась в глуши? Так понравился Верхний Крот после дымной, шумной и грязной Коптильни?

Не красавица. Но очень обаятельная. Добрая, как о ней рассказывают. Не стали бы дети любить стерву – а ученики искренне любили Алисию, Игрис видел их лица, когда школьники один за другим узнавали о смерти учительницы… Что, леший раздери, такая женщина могла подкинуть Алистану Каменный Берег?!

Игрис поднялся и начал ходить. Необходимость сидеть на стуле угнетала его. В школе единственной его проблемой была непоседливость, он не мог оставаться на месте сорок пять минут, даже будучи подростком. Нарастало ощущение, будто он что-то упустил в Верхнем Кроте, не спросил – не заметил, но не ехать же туда снова? Особенно учитывая, что дело вот-вот окончательно передадут «Коршуну»…

Он поднялся из архива в семь вечера.

– Ваши бумаги привезли, – сказала девушка-служащая.

– Какие?

– Не знаю. Целый контейнер. Поставили в грузовом, он там все загромождает… Подпишите сейчас доставку, а?

В грузовом отделении в самом деле стоял железный ящик со штемпелями Верхнего Крота. Игрис сломал печать: изнутри контейнер был заполнен желтыми папками, книгами, увязанными бечевкой стопками бумаги. «Методика преподавания истории, шестой класс общеобразовательной школы…»

– Вы это все будете читать? – с ужасом спросила девушка.

Игрис захотел пошутить, как-то развеселить ее – девушка была милая. В этот момент зазвонил телефон.

– Почему тебя нет на связи, я сотый раз звоню!

Голос Елены звучал непривычно взвинченно.

– Я был в архиве, а там… Что случилось?

– Ничего. Агата сообщила мне, что ждет ребенка от тебя.

– Что?!

Девушка уставилась на Игриса с огромным интересом.

– Послушай, – он заставил себя приглушить голос, – это дешевая мыльная опера. Скажи ей, что если к моему возвращению домой они с семейством еще не уедут – я вышвырну их на улицу!

– Вместе с близнецами? На ночь глядя?

– Хорошо, – он снова покосился на девушку, которая, разинув рот, слушала разговор. – Скажи им, что завтра с утра они отправляются домой.

– Почему ты сам с ними не поговорил?! Я просила тебя… Давным-давно!

– Хорошо. Я скажу им сам… Послушай, жена. Имеет место обыкновенный шантаж, неумелый, жалобный и от этого особенно возмутительный. Успокойся.

– Приезжай домой! Пожалуйста!

– Я постараюсь побыстрее. Честное слово.

На улице накрапывал дождик. Во дворе огромного здания, где, кроме прокуратуры, размещались множество разных учреждений, в крохотном открытом кафе прятали под навес мягкие стулья. На невидимой со двора реке прогудел пароход. Игрис взял шоколадный батончик и, разом откусив половину, вспомнил, что не обедал.