Джал Халгаев - Третьи лица (СИ)

Сейчас или никогда!

Он зажмурился и приготовился опустить нож. Его руки напряглись, мышцы напружинились, и буквально все указывало на необходимость пролить кровь.

Надо уходить сейчас, иначе остальные тролли его настигнуть и убьют. Лучше идти вверх по течению: перейдя его, он выиграет немного времени до рассвета, ведь солнце теперь его главный союзник. Оно жжет их шкуры, и днем они не смогут его преследовать.

Сейчас! Он выдохнул и…

Его руки безвольно повисли вдоль тела, нож вывалился из рук, а горячие слезы, словно только и ждали подходящего случая, хлынули из глаз.

Он не мог. Не мог убить, пусть даже и жертвой его должен был стать злобный тролль, погубивший несчетное число жизней.

Том развернулся и зашагал к обрыву, стараясь двигаться как можно быстрее. Он уже слышал, как Па и Сопля гневно зовут пленного тролля, и понимал, как зыбок его шанс на спасение.

Внезапно время вдруг остановилось.

Том застыл, не понимая, что происходит. Медленно опустил взгляд ниже. Из его груди, прямо из сердца выглядывало окровавленное острие тролльского ножа.

Ноги стали ватными, подкосились. Он обернулся.

У тролля была свернута шея, и лапа вывернута вперед, прямо в его сторону. Он пожертвовал собой, лишь бы добраться до врага, и бросок его был настоль сильным и яростным, что тролль сам себе вывернул шею под немыслимым углом.

Перед глазами потемнело, он потерял опору.

Последнее ощущение – он летел.

ГЛАВА 2. УПЫРЬ

Часть 1

Темно.

Где он?

Холодно.

Жив ли он?

Страшно.

Что случилось?

Свет. Вспышка. Вода.

Свет. Вспышка. Голоса.

Больно.

***

Он моргнул.

Снова темно.

И какой дурак утверждал, что перед смертью перед глазами пролетает вся жизнь? Чушь, несусветная чушь, в которую верят лишь полные идиоты.

В памяти всплыл момент его смерти. Тогда он даже и понять не успел, что умирает, не то чтобы вспомнить всю свою жизнь и ее ошибки. Но вот теперь-то времени все припомнить у него предостаточно. Можно сказать, целая вечность.

Том окунулся во тьму, прячась в самых глубинах своего разума в попытке спастись от нахлынувшей волны страданий и агонии, и это ему почти удалось. Он задумался: «Разве мертвым может быть больно?». Наверное, нет. Так он не умер? Нет, он точно видел, как клинок тролля пронзил его сердце. Видел кровь, которая горячей лужицей растекалась под его курткой, и помнил, как падает с огромного утеса прямо в бурлящую бездну.

Нет, после такого он просто не мог выжить, не бывает такого! Даже магия не способна воскрешать мертвых.

Черт, но почему же так больно?

Он моргнул.

Темно.

***

Кажется, он находится здесь уже целую вечность. Но где это «здесь»? В раю или аду, куда, как утверждал священник, попадают все люди после смерти? Навряд ли. Что-то он не видел здесь ни Эдемских садов, ни черных котлов, в которых жарятся грешники.

Он вспомнил про еще одно место – Чистилище. Да, как раз подходит под это описание.

Стало быть, у людей все же есть душа, и зря он смеялся над святым отцом, поливая того с крыши свежим компостом?

Но Альме он всегда верил больше: она-то уж прожила на свете больше всех, кого он знал, и точно знала, что говорит. А ведьма уверяла его, что душа – лишь сказка, придуманная для не шибко образованных крестьян, чтобы те отдавали часть своего добра церкви, то есть в государственную казну. Все чувства, как она говорила, кроются лишь в голове да в химии организма.

Он хмыкнул. Ну, теперь-то он точно мог с ней поспорить.

Том вспомнил труп тролля и мысленно ужаснулся. Кто может сделать с собой такое? Или тролль просто не рассчитал силу и укокошил себя по незнанию? Можно только гадать, но труп есть труп.

Его обуяла ярость, а к горлу (если, конечно, оно у него еще было) подступила тошнота. Он попытался сжать кулаки и стиснуть зубы. Ох, если бы ему дали еще один шанс! Он бы покрошил тролля в капусту, упиваясь его кровью! Чудовище, уговаривал он себя, должно быть мертвым, иначе его бы здесь не было. Или все же был бы? Кто знает, удалось бы ему скрыться от преследователей или нет…

Он злился на всех, но больше всего злился на себя. Нельзя быть таким мягкосердечным, неужели он еще не понял? Люди – врут, чудовища – убивают, а ты либо мертвым будешь валяться в выгребной яме вместе с навозом и свиньями, либо станешь таким, каким должен быть.

Том кивнул самому себе. Жестокость и власть – вот что точно сохранит тебе жизнь.

Его темный мир дрогнул. Он заволновался. Что происходит?

Все вокруг загрохотало, а его самого будто схватили за шкирку и начали отсюда выдергивать. Он сопротивлялся изо всех сил, не желая уходить из своего миниатюрного Чистилища, но тот, кто тащил его вниз, был намного сильнее.

Выругавшись, он сдался.

***

Он устало разлепил глаза, и в них внезапно хлынуло палящее солнце, от чего мальчик на несколько секунд полностью ослеп, ловя цветастые круги перед собой.

- Жив! – радостно заверещал кто-то над самым ухом.

Том поднял руку, чтобы прикрыть ладонью зудящие глаза, но обнаружил, что вся она перебинтована, а сверху облита какой-то зеленой и невероятно пахучей жидкостью. На мгновение он подумал, что его снова схватили тролли, но вспомнил про солнце. Нет, точно не они. Тем более голоса в его голове были какими-то настоящими, что ли…

Через несколько мгновений он понял, что его куда-то везут, а сам он лежит на какой-то скрипящей старой телеге, застеленной мягкой колючей соломой.

Жив?

Он попытался улыбнуться, но лицо полностью онемело и, казалось, превратилось в настоящий твердый камень. Что еще за чертовщина?

Он стал подниматься, но его тут же окатило тупой ноющей болью во всем теле, и Том вновь свалился на солому, все еще пытаясь прийти в себя и прогнать нервирующий его туман из головы.

Внезапно солнце заслонила чья-то голова, а длинные и черные как смоль волосы мягко опустились на его лицо, щекоча ноздри.

- Как ты? – голос, кажется, был девчачьим.

Он недовольно замычал.

- Спи, - мягко прошептала голова.

И он заснул.

***

- А он это… ну, еще живой? – голос был ему незнаком, но явно не внушал никакого доверия. – В смысле, говорить может?

Том напрягся, не открывая глаз. Кто они, и зачем он им?

- Думаю, да, господин, - второй голос принадлежал старику, он был скрипучим и тихим, словно у его обладателя просто не хватало дыхания на целые предложения. – Признаться, - продолжал старик, - я и сам опешил, когда его завидел в вашей палатке, миледи! Я и предположить не осмелюсь, кто так изувечил этого беднягу, и, наверное, знать этого не хочу, однако самым большим моим удивлением, мой принц, были вовсе не его уродства.