Сергей Петренко - Апрель. Книга вторая

— Сатана!

Пасть открылась. Беззвучный рык оттолкнул старика, он ждал пламени и смрада серы, но воздух из пасти волка пах волглым лесом, дождём и горькими ягодами калины.

Волк бросился на дверь кельи — мордой и передними лапами. Старик вскинул руки — запоры были ничтожны, и если Кирис стоит близко…

Дверь осыпалась древесной трухой, заблестела чёрной слюдой стена за нею. Когти зверя проскользили по стене, не оставив следа — только гаснущие синие искры.

Зверь оскалился и отступил, а старик в растерянности смотрел на чёрное стекло стены. Он забыл о волке, и когда снова повернулся к нему, увидел только смутную тень, как будто между светильником и ею замерла невысокая, полупрозрачная фигурка человека.

Наверное, Брэндли испугался. Что не сможет остановиться — вода пьянила, вода кружила, звенела, пела, вода дарила силу щедро, он легко мог сломать подземное русло и вырваться к небу.

Брэндли почти не вспоминал, чего хотел и зачем. Только короткими вспышками, будто замерев у очередного изгиба реки, он вдруг замечал свои искрящиеся руки, вытянутые вперёд или обхватившие выступ, и по привычке вдыхал странный, пахнущий кислым металлом воздух…

Я попаду в океан, он растворит меня. Может, не навсегда — однажды, волшебной ночью, когда луна обезумеет от силы, я выберусь на берег в приступе тоски… Пройдёт сто лет или тысяча… Я буду плакать, пока светит луна, а потом забудусь.

Откуда взялось это знание — наверно, из какой-нибудь книги в библиотеке замка, романтической сказки. Правда или нет — неважно, Брэндли теперь не хотел быть просто водой.

Прежде чем уйти на «Бабочке», я должен узнать тайну! Тайну грота и мальчика, спящего в ручье…

Хорошо просыпаться в бабушкином доме! Далеко-далеко что-то тикает — наверное, сверчок, или это за стеной прячется маленький домик, и в нём — старичок с молоточком. Тишина похрустывает, свет заполнил комнату, и стены кажутся не стенами, а картинами или окнами — каждое со своей страной. Пока глаза ещё не совсем открыты, пока от ресниц тянутся невесомые ниточки сна — можно выбирать. Любую страну, любое путешествие.

Кирис резко поднялся, сел, и комната качнулась. Хочется, наконец, исследовать дом, уголок за уголком, каждую укромную щелочку. Он же необыкновенный, Кирис всегда знал, но как-то краешком, не получалось остановиться, чтобы увидеть по-настоящему. Он редко бывал у бабушки, чаще ему бывало там скучно без городской жизни, без привычных вещей. Он хотел быстроты, и отмахивался от спрятавшихся тайн, думая, что они вечны, как и он сам.

Но теперь-то я здесь, с наслаждением думал Кирис. Теперь все тайны мои. Все запахи и шорохи, и тени, и всё, что за окном…

Один неуверенный шажок. Только глянуть. Как будто лёгкая мелодия. За окном солнце так и пышет, почему так ярко — неужели там зима? Или солнце сделалось таким ослепительным, что все краски стали золотисто-белыми?

Кирис хотел прыгнуть через подоконник, но не пускала одежда. Она была слишком тяжёлой, и Кирис сбросил куртку и штаны. Горячая волна сама перекинула его туда, навстречу бесконечности. То ли снег, то ли поле золотой, спелой пшеницы — а посередине тропинка. Бежать легко. Часы и дни. Просто бежать. Самое лучшее на свете — не знать усталости.

Так было долго, и земля опускалась позади, точно дно огромной чаши. Наверно, Кирис поднимался всё выше. Хотелось оглянуться, но Кирис говорил себе, что надо добежать до края, и уж потом всё увидеть, чтобы дух захватило.

Как странно… Мелодия, которая вначале влекла вперёд и выше, сейчас была тягучей и низкой, её резкие тремоло хватались за ноги, будто плети травы. Кирис уже несколько раз споткнулся. Он рассердился, первый раз в этом мире, и это было обидно, и ещё обидней было то, что слёзы потекли как у малюсенкой девчонки, а впереди показался человек, небольшой, не старше Кириса, и его никак нельзя было обойти, а надо было заговорить, и это трудно…

— Пусти!

Мальчик покачал головой. Он улыбался, и это сбивало с толку. Кирис понял, что не сможет его толкнуть.

— Ты кто?

— Я — Тони. Ты должен вернуться.

— Почему должен?

— Там жизнь. — Тони махнул рукой, туда, откуда Кирис прибежал. — А тут — даже не сон. Оцепенение.

— Почему ты мне мешаешь…

Тони широко раскрыл глаза.

— Там жизнь! Я бы вернулся…

Закружилась голова. Всё-таки я устал, подумал Кирис. Ему хотелось злиться, но злиться на Тони он не мог. Тони был похож… на кого-то. На кого-то из другой, ненастоящей жизни оттуда.

— Из-за тебя… Я не добежал.

— Прости. Но я не мог тебя пустить. Их было много… Они ушли и пропали… Растворились. Стали всем этим. Это всё тот человек с Кристаллом. Он живёт ими. Их жизнью. А они исчезают.

— А ты почему не исчез?

Тони как будто растерялся. Кирис заметил его смятение. Неужели, врёт?! Нет, он не может…

Тони сел. И Кирис невольно опустился рядом.

— Наверно… меня кто-то держит. Я не помню. Я мало что помню.

Их плечи соприкоснулись, и Кирис увидел, что земля стала плоской. Горизонты исчезли. Стало тяжело. Будет трудно идти. И ещё Тони…

— Я тебя выведу.

Ручей стал другим, сильным и шумным. Капала отовсюду вода. Пещера казалась Брэндли живой, будто чрево дракона. Дракон спал много веков, но теперь что-то растревожило его.

Брэндли замер в двух шагах от камня. Женщина, которая приходит и сидит возле мальчика — что будет с нею, когда пещера останется пустой?

Я попрошу воду рассказать ей. Вода послушается, а я не могу ждать, и оставить его тут нельзя — ручей становится рекою, и даже лицо мальчика изменилось, на нём — тревога, волосы полощут, будто на сильном ветру, и губы силятся что-то сказать.

Она появилась, едва Брэнли попытался приподнять мальчика над водой, усадить.

— Нельзя, — сказала она грустно, но так, словно не удивилась появлению водяника. — Ему нельзя дышать воздухом. Так сказала Она.

— Она?

— Большая Ведьма положила его в этот сон. Тони отравлен. Ему дали яду. Воздух будет убивать его.

— Зачем его отравили? — Брэндли тоже сделалось спокойно и грустно. Как будто он знал всю эту историю, только позабыл. Он сел, держа голову мальчика на коленях. Женщина села тоже — на другом берегу ручья.

— Этот яд изменяет кровь, соединяет её с ветром и небесами. Говорят, люди из-за Океана привезли его с собой. Некоторые из них, приняв этот яд, не умирали, а начинали летать. Тони очень хотел летать…

— Он не знал?

— Он не знал. Он знал только, что снадобье может не подействовать. Одоринус обманул его. Так же, как многих. Давал надежду, говорил, что ищет способных летать. Сперва Тони смотрел в его колдовской кристалл, не знаю, зачем — Тони не успел рассказать… или не захотел. Потом он выпил этот яд, а потом пришёл и сказал, что ничего не получилось. И стал задыхаться. Наш отец позвал Ведьму. А Ведьма сказала, что Одоринус уже забрал кусочек души Тони, а когда Тони умрёт — то весь окажется там, в его ловушке. И она тоже что-то сделала с Тони, так что Одоринус теперь его не получит.