Николай Переяслов - Достучаться до звёзд

Луна была великолепна. Отсутствие атмосферы придавало спутнику дополнительную торжественность и своеобразную изящность. Контрастность же была вне всяких похвал. Но куда более величественной казалась Земля. Бело-голубой шар планеты навис над американцами, заставив их замереть от восторга. Люди казались муравьями на фоне массивного тела Земли. Как странно и в то же время интересно смотреть на колыбель человечества со стороны, летя среди серебряной россыпи звёзд в черноте царственного космоса.

Армстронг улыбнулся. Сбылась вековая мечта романтиков о крыльях. То, что казалось смелой фантазией, вымыслом писателей, стало реальностью. Они на Луне! Капитан «Аполлона-11» едва сдерживался, чтобы не пуститься в пляс. Репутация командира космического корабля (будь она проклята!) не позволяла астронавту выразить чувства должным образом. Вместе с Олдрином Армстронг попрыгал, подобрал несколько камушков — они здорово смахивали на куски швейцарского сыра.

Когда возбуждение улеглось, астронавты установили телевизионную камеру. Вбили в грунт нейлоновый флаг США. Придали полотнищу надлежащий вид. После чего провели короткий сеанс связи с Ричардом Никсоном. Президент широко улыбался, говорил напутственные слова: долг, честь, патриотизм, великая ответственность, первые люди на Луне… Однако в голосе Никсона легко улавливались фальшивые нотки. Высадка на Луне — это, конечно, замечательно, но куда более важно то, что янки всё-таки утёрли нос Советам, прилунились первыми! Это давало определённые дивиденды, a NASA теперь смело могло рассчитывать на дополнительные, и немалые, ассигнования. Для Армстронга не было секретом, что правительство США затеяло всю эту шумиху насчёт Луны с одной-единственной целью — заполучить билет в космос, чтобы нашпиговать его оружием. «Холодная война» была в самом разгаре, и дяде Сэму не хотелось отдавать в руки русским стратегическую инициативу. Овладев космосом, американцы могли диктовать Советам свои условия… Впрочем, ему-то что? Он просто выполняет свою работу, а на остальное наплевать!

Для памяти сфотографировались на фоне пустынного пейзажа, изображая всем своим видом непомерную радость. Сделали пару фотографий для «яйцеголовых» — пусть порадуются. Напоследок пробежались, поднимая клубы пыли, радуясь лёгкости, вызванной пониженной гравитацией. Улетать не хотелось. Когда ещё придётся прилуниться?..

Армстронг в последний раз оглядел Море Спокойствия. Затем развернулся и решительно зашагал к лунному модулю.

Внезапно внимание астронавта привлёк какой-то диковинный предмет. Армстронг медленно двинулся в его сторону. Присел. Принялся очищать от толстого слоя пыли. По мере того как предмет приобретал всё более ясные очертания, росло изумление американца. Астронавт отказывался верить своим глазам, раз за разом повторяя как сумасшедший:

— Не может быть… Не может быть!..

Пигмалион и Галатея

Вечерело.

Мягкий летний ветерок пробежал по волнам. Поиграл с брызгами, ткнулся шаловливо в прибрежный песок. Тонкая пелена медленно затягивала небо. После изнурительной жары серые облачка казались спасением, посланным жителям Эллады милостивыми богами Олимпа. Подарок Зевса возвращал к жизни, заставлял выбираться на улицу, подставлять лицо прохладным струям воздуха.

Пигмалион, царь Кипра, вышел из мастерской. Убрал свисающую на глаза седую прядь. Промокнул чистой тряпицей лоб. С удовольствием потянулся, разминая затёкшие члены. Тело ломило. Однако эта было приятно. Работа спорилась. Очередная статуя вышла на редкость удачной — не чета предыдущим. Словно живая… Всё-таки не зря уговорили его использовать привезённый издалека, редкий, белоснежный, словно вершина Олимпа, мрамор.

Пигмалион неспешно приблизился к кромке воды, на мгновение замер, словно прислушиваясь к тихому шёпоту моря. Ветерок трепал волосы, мягко гладил кожу. Царь Кипра присел. Опустил руки в зеленоватую воду. Стал смывать мелкую белёсую пыль, смочил лицо. Провёл ладонями по отросшей бороде.

«Хороша получилась! — подумал Пигмалион. — Вряд ли мне ещё когда удастся создать нечто подобное. Почти совершенство… Не то, что живые, пустые, болтливые существа — женщины. Все беды Эллады от них. Да что там Эллады. Всей Ойкумены. Они глупы и непостоянны. Своенравны и капризны. Порой кажется, что Прометей, создавший род человеческий из куска глины, сотворил их по ошибке и уж наверняка не знал, к чему приведёт его работа. А теперь нам, мужчинам, расплачиваться за его промах».

Ещё в детстве царь Кипра прославился своим мастерством скульптора. Юноша создавал такие прекрасные изваяния девушек, что глядя на них дух захватывало. От заказов не было отбоя. Ваятель, несмотря на царское происхождение, никогда не отказывался ни от чьих просьб. Но юношу мало интересовали деньги. Он жил работой, которая стала целью его жизни. В каждую статую Пигмалион вкладывал частичку самого себя, дарил неживому камню частицу своей души. Все, кто видел его за работой, в один голос говорили, что мёртвый камень буквально таял в руках Пигмалиона, принимал любую форму согласно его желаниям. Словно боги Олимпа вели руку скульптора. И он трудился без сна и отдыха. Пигмалион искал Гармонию. Искал и не мог найти. И царь Кипра снова и снова брался за резец.

Мастерство Пигмалиона росло день ото дня. Но за талант нужно платить. Его платой стала молодость. Работа высушила Пигмалиона. Превратила из прекрасного юноши в глубокого старика, живущего только своей работой. Каждый день приносил не только новые образы, новые статуи и новое признание, но и седые волосы, морщины и слабость в теле. Пигмалион боялся не успеть. Страшился, что однажды не проснётся, умрёт, а Гармонии так и не достигнет, не найдёт безупречного образа. Скульптор посмотрел на своё отражение в воде. На него взирало лицо дряхлого старика. Запавшие глаза, бледное лицо, клоки седых волос. Печальное зрелище.

— Неужели это я? — ужаснулся царь Кипра. — Ведь мне всего двадцать лет!

Он грустно улыбнулся. Плата оказалась слишком высокой. Молодость безвозвратно ушла, просыпалась песком сквозь пальцы вечности. Правитель Кипра с силой ударил по воде. Морская гладь разбилась. Заискрилась миллионами брызг в лучах заходящего солнца. Плеснула мелкой россыпью в лицо. Заставила зажмуриться. Неужели так и не получится? Неужели идеал так и останется призрачным образом, далёким и недостижимым?

Но нет! Его сегодняшняя работа восхитительна. Пигмалион чувствовал, что новое творение перевернёт все представления о Красоте и Гармонии. Эллада будет потрясена. Только ещё кое-что подправить… Несколько последних штрихов… Главное успеть, успеть до того, как Мойры перережут нить его жизни.