Ольга Макарова - Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

Что касается Косты, то первую неделю он пропадал вместе с Паем и Милианом в библиотеке, читая отчего-то особо мрачные фолианты, вроде «Книги темных существ», и одиноко упражнялся с деревянным мечом по утрам, пока его никто не видел. Но потом у него обострилась старая хронь, кашель из поверхностного превратился в мокрый и булькающий грудной и уже не помогал, а только переворачивал застоявшееся в легких болото.

Коста отнесся к этому стоически, отказавшись от помощи и заявив, что так у него бывает и что скоро должно пройти. Болезнь он пережидал безмолвно и терпеливо, как старый кот. Насколько же привычными должны стать подобные страдания, чтобы заставить двенадцатилетнего мальчишку относиться к ним так спокойно?!.

Коста в основном лежал, завернувшись в одеяло, и бесконечно смотрел, как рисует Джармин. Разговаривать Оллардиан младший вообще перестал — так, видимо, ему было тяжело.

Когда Бала привел к больному заезжего мага-лекаря, которого встретил в таверне на празднике весны, от лечения магией упрямый мальчишка отказался наотрез, но позволил себя осмотреть. Маг безмолвно наложил несколько исследующих заклинаний и только головой покачал: «Физически он здоров абсолютно. Очень похоже на обострение магической аддикции. Скажи, не ходил ли ты по Ничейной Земле с магическими предметами, не встречал ли аномалий?.. — Вопросов он задал много, но ответ на все был один: нет. Никаких видимых причин для возникновения и тем более обострения болезни не было. И лекарь сдался: — Прости, парень… что не сумел тебе помочь».

Магическая аддикция — диагноз страшный, ибо излечения от этого нет, но Коста принял его со спокойным кивком, будто уже знал. У седовласого мага при виде храброго умирающего мальчишки сердце болезненно сжалось… Он ушел, не взяв с Балы ни медяшки, даже за потраченное впустую драгоценное время.

Так продолжалось целую неделю. Коста, который и раньше-то был болезненно худ, теперь и вовсе таял на глазах. И помочь ему было нельзя. Даже вернись они в храм у леса Магров, весь Орден Горящего Обсидиана мог бы лишь наблюдать, как медленно умирает Коста… Перед неизведанным явлением магической аддикции разведут руками и миродержцы.

Смотреть, как медленно гаснет жизнь человека, было невыносимо тяжело, потому каждое утро все, кроме Джармина и Балы, старались уйти из дому как можно раньше. Бала, напротив, перестал прозябать в тавернах и посвятил себя лечению Косты. Минуты не проходило, чтобы он что-нибудь не варил: это были зелья, подсказанные торговцами на базаре, изученные в первую неделю по книгам, придуманные самостоятельно и — самые ценные! — привезенные с родины Балы — Черных Островов. Каждое Мараскаран готовил предельно заботливо и подавал Косте со словами: «Вот это обязательно поможет! Должно помочь!»

Должно было, но не помогало — самое большее, что удавалось сделать, это немного смягчить кашель. И — словно насмехаясь над всеми усилиями травника-самоучки — подросли и чудесно блестели, отзываясь на львиные дозы травяных экстрактов, волосы Косты. Глядя на них, можно было подумать, что мальчишка вовсе не болен, пока он не начинал вновь чудовищно кашлять. Несмотря на все неудачи, усилий Бала не оставлял. За какие-то несколько дней молчаливый мальчик стал ему лучшим и самым дорогим сердцу другом.

…То утро ничем не отличалось от предыдущих. Джармин поправил больному одеяло; заботливо и искренне, как умеют только маленькие дети, погладил Косту по голове и отправился на балкон — рисовать свой фантастический мир: по дну его стеклянного города уже змеились невероятные дороги и поднимались мосты…

Бала снял с самодельной плиты, докрасна раскаленной на Фиат-люксе, ковшичек с очередным спасительным зельем, рецепт которого подсказал тот самый знакомый лекарь, подсластил зелье фруктовым сахаром и, наполнив кружку, поднес ее Косте. Тот послушно выпил, неторопливо, маленькими глотками. Все, вроде, как обычно. Только на сей раз огромные черные глаза мальчишки не глядели отрешенно в застывшую картину чужого мира, а горели живым огнем, непонятно откуда взявшемся в измученном теле. От внимательного взгляда Балы эта перемена не укрылась.

Так и есть: едва допив горячее варево, Коста поднялся и начал собираться.

— Ты куда?! — воскликнул Бала, опомнившись; при этом он неловко взмахнул рукой — и со стола с грохотом полетела а пол металлическая посуда. Коста как ни в чем не бывало уже пристраивал меч на поясе.

— Я скоро вернусь, — сказал он тихо. После недели молчания странно было вновь слышать его голос.

— Тебе нельзя! — возмутился в ответ Бала и, скрестив на груди руки, заслонил собою дверь. — Не пущу!

Джармин оставил краски и с недоумением наблюдал за всем происходящим.

— …Бала, — устало вздохнул Коста. — Я ждал неделю, как раньше. Ничего не проходит. Больше ждать нельзя, нужно что-то делать… Я скоро вернусь. Здоровым. Или не вернусь вообще.

— Ты что задумал? С собой покончить?

— Нет, не с собой, а с тем, что меня мучает. Пусти, пожалуйста…

Бала долго молчал; в его душе боролись сомнения.

— Хорошо… — сдался он наконец. — Но я иду с тобой!..

К мальчишке, в одиночку покидающему город, у Алой Стражи нашлось бы множество вопросов. К мальчишке, покидающему город в компании взрослого воина, вопросов не было. Коста и Бала благополучно миновали ворота. Пространство, развернувшееся перед глазами, огромное, чистое и зеленое, после тесного лабиринта фирасийских улочек заставило бы вздохнуть с облегчением кого угодно, но младший Оллардиан, напротив, зашелся тяжелым кашлем.

Кашель терзал его долго; припав на одно колено и прижав к груди руки, Коста терпеливо пережидал бедствие. Когда он поднялся, сипение в груди уже сопровождало каждый вдох и выдох, даже не думая исчезать.

«Слишком поздно решился,» — укорил он себя, увидев сочувствие в глазах Балы — отражение своего жалкого состояния.

— Пойдем, — просипел Коста. — Нам долго идти…

С широкого торгового тракта они скоро свернули и теперь брели по траве — идти быстрее Коста не мог: больные легкие и измученное долгой болезнью сердце не справились бы с быстрым шагом. Но даже брел он на удивление ритмично и упорно, не остановившись отдохнуть ни разу за несколько часов. Видимо, опыт жизни с кислородом по минимуму у него большой…

Бала не решился о чем-либо спрашивать — просто шагал рядом и старался быть внимательным.

Фирасийский лес принял их с распростертым объятиями. Вековые кедры источали хвойный аромат, кругом в изобилии лежали крупные кедровые шишки и росла нетронутая ягода. По всему видно: нога человека ступала здесь вряд ли. Словно, едва отойдя от города, они попали в совершенно иной мир, никогда не знавший людей… Довольно странно для пригородного леса — в таких каждая полянка обычно обобрана до последней ягодки.