Арсений Миронов - Двенадцатая дочь

Кто бы мог подумать.

Жаль, что вы не могли присутствовать при забавной сцене, когда красный и лысый, с висящими мокрыми усами, взбешенный и быстрый посадник Катома, опрокидывая лавки, вломился в мой кабинет — а за ним, как високосный ядерный февраль — двадцать девять стальных амбалов! Я как раз успел захлопнуть дверцу в заветную смежную комнатку, отскочить на шаг и придать перепуганной роже благостное выражение.

Ух, безобразие. В моем просторном кабинете как-то враз воссияло и возгремело от обилия острых железок. Кольчужные гриди заполонили горницу, неловко круша мебель: чистый спецназ, только вместо черных тканевых масок — металлические личины с дырьями для носа и голубых гляделок.

В толпе вооруженных людей я, признаться, несколько теряюсь. Вот и теперь. Смущенно побагровев, я робко оскалил зубы и тихо рявкнул:

— А-А-А, МЕРЗОПАКОСТНИКИ!!! Ничего не трогать! Груши не есть! Вести себя прилично!

Ближайший дружинник сощурил недобрые глазки, и я замолк, инстинктивно косясь на кончики клинков. К счастью, сам боярин Катома не позволил гридям изорвать меня на тысячу маленьких мстиславушек. Вытирая кулаком соленые (видимо, от дождя) щеки, играя желваками и подпрыгивая, старый казак подошел и посмотрел, как безумный.

— Никак, опять дочку потеряли? — поспешно спросил я, невинно моргая.

Скрип-скрип зубьями! Вытаращенный из-под брови глаз:

— Угу, потерял! Откуда знаешь?

— Я все знаю, папаша, — натужно улыбнулся я, пряча за спиной зеленую ленточку. — Мы, эксперты, многое можем прогнозировать с ба-альшой степенью вероятности.

— Верно говоришь, Мстислав Лыкович, — мертвым голосом произнес Катома. — Ухитили девку. Опять.

Он закрыл глаза волосатой ручищей. Я воспользовался этим трогательным моментом, чтобы поспешно убрать с собственного плеча некстати прилипший волос — вопиюще длинный и золотистый.

— Напрасно вы, папаша, не уберегли деточку, — откашлявшись, заметил я. — Должно быть, позабыли приставить к девичьей спаленке вооруженную охрану?

— Пять болванов! — взревел Катома как больной на голову медведь. — Пять дружинников охраны было, угу! И пес цепной! Тьфу, да все зря! Через окно, видать, улучили…

— Не надо нервничать, — сухо заметил я. — И мебель пинать тоже не стоит, она нынче недешева. Сделайте глубокий выдох. Я найду вашу дочку, как два перца…

— Выручай, Мстиславушка! — захрипел посадник, кидаясь и обнимая до боли в ребрах. — Не жить без солнышка моего! Одна радость осталась! Возверни ее, пропащую, домой!

— Вот здесь не надо давить, — простонал я, освобождаясь от посадниковых рук. — Я вас тоже люблю, но давайте обнимемся позже. Хорошо. Я помогу, если вы согласны выполнить условия…

— Исполню! Все исполню, добрый скомрах!

— Если вы согласны выполнить все условия, то…

— К рассвету! Верни ее к рассвету, чародей!

— Можно и к рассвету. Первое условие…

— Нет, сперва скажи — кто?! Кто ее украл?! — перебил Катома, стискивая огромные кулаки.

— Эгхм, — насупился я. — Тут страшно запутанная история. Вашу дочь похитили… э-э… двуглавые гуси-лебеди в камуфляже… По приказу пакостного Чурилы. Да-да, точно-точно. Диверсанты подкрались к детской кроватке, а потом — э-э… что они сделали потом? Они сделали вот такие страшные лица! Растопырили руки, и — хвать. Да, определенно: хвать! В охапку и под мышку. И давай деру, когти врозь. Только в путь.

— Но где, где она теперь?!

— О! Хороший вопрос! Ваша единственная дочь — в жуткой эм-м… газовой барокамере пыток! В ледяной пещере, в мр-рачном подземелье под горным хребтом Шышел-Мышел. В провинции Сычуань. Окружена… э-эм… ядовитыми гидрами, крезанутыми выдрами и гнойными пи… Пиратами. Веселыми ребятами.

— Пр-роклятие! — заскрежетал Катома, на лбу его начали зрелищно разбухать разные жилы. — Убью их! Спасу доченьку!

— Не увлекайтесь, — строго заметил я. — Вы старенький и будете отдыхать. А вот я (и только я) всех убью и спасу. И не путайте меня. М-да, впрочем, слушайте дальше, это даже интересно. Злые Пиночеты связали ее по ручкам и ножкам! А еще… хо-хо! засунули кляп, и защелкнули хромированные наручники на лодыжках, и заставили надеть красные ботфорты на каблуках, и потом… Что потом? Тьфу! Мы отвлеклись. Короче, плачет ваша доченька в кошмарных застенках… Ее щадяще пытают раскаленными спицами, заставляют слушать песни Кобзона и нюхать дезодоранты «Дзинтарс»! О бездушные звери, практически выродки! Они хотят надругаться над девичьей честью!!! Они — …

Я не договорил, ибо раздался…

Дикий…

ВИЗГ!!!

— Скоти-и-ина!!! — неслось из-за дверцы, ведущей в смежную комнатку. — Не-На-Ви-Ж-ж-жу-у!!!

Орали качественно. Сразу заложило левое ухо. Частота визга знакома до боли: ну ясно, Метанка взбунтовалась.

За девичью честь обиделась, смекнул я. И в страхе покосился на Катому. Тот замер, хватая воздух усатой пастью… Глаза его абсолютно остекленели: кажется, все пропало.

— Ах, чур меня! Я слышу… голос дочки!

Упс. Двадцать девять гридей заурчали, обступая меня колючим полукольцом. А посадник Катома начал меняться в лице, умело кося под чудовище из модной компьютерной игры. Скуластая рожа вздулась, волосы на висках зашевелились, а глаза почернели.

— Это она! Там, за дверью! Ты… сховал ее!!! Меня спасло врожденное хладнокровие.

— Вы чего, батя, опупели? — ледяным голосом поинтересовался я. — Это ж моя родная бабушка орет. Она там, в соседней каморке тусуется.

— Бабушка? — жесткими трясущимися ручищами боярин ухватил за грудки. Кончики усов задергались и злобно приподнялись. — Отчего же голос… такой знакомый?!

— Вам теперь… кхе! везде чудится милый голосок? Повторяю: визжит моя троюродная прабабушка, Марфа Патрикеевна Бисерова, девяносто три года от роду, ветеранша финской войны.

— Кричит? Почему кричит?

— Дык это… кушать просит. Вечерний бифштекс с яйцами и все такое… Старенькая, а жрет за троих.

— Бабка, говоришь… — Катома фыркнул, недоверчиво мотнул головой. — А ну давай поглядим!

Молодец такой, он уже привстал со скамьи! Вот весело.

— Не-не, папаша! — выдохнул я. — Вам туда нельзя.

— Это как? — во взгляде боярина мелькнула кривая тень недоверия. Бородавка на переносице сурово нахохлилась. Язык мой был мне враг. Он сработал прежде мозга:

— Бабушка у меня… опасная. Оч-чень агрессивная.

— Что???

— Она это… м-м… боится людей. Особенно незнакомых мужчин. И кидается. Как укусит зубами, просто кошмар.

— Ох ты… — Катома чуть отшатнулся, изумленно качнул усами. — Знать, болезная?

— Да-да, у нее это… плоскостопие. И кариес. Сплошной, на всех зубах. Очень, очень мучительная болезнь. И заразная притом.