Стивен Дональдсон - Первое Дерево

Но Первая не желала отступать, а тут еще к ней на помощь подоспел Хоннинскрю и мягко стал уговаривать Линден, но она перебила его:

— Когда мы только появились в вашем мире, у него в груди торчал кинжал. И он с этим справился. Верные перерезали ему запястья. И он снова сам себя исцелил. Он все может. — Линден сама удивлялась, насколько убедительно звучит эта ложь. Но выбора не было: лучше лгать, чем сделать эту мерзость.

С пылающими от стыда щеками она обогнула Первую и почти сбежала в кубрик, спиной ощущая взгляды разочарованных Великанов. Одержать его? Тогда его сила войдет в нее. Но не будет ли это опаснее, чем прикосновение Гиббона? Не таким ли образом рассчитывал Лорд Фоул закалить ее для нового Осквернения? Не в силах разобраться в своих чувствах, Линден убежала на пустую корму.

Опершись на один из планширов, Линден просидела на корме все утро, пытаясь вернуть чувствительность нервам, словно обожженным яростным огнем Ковенанта. И лишь когда она стала потихоньку приходить в себя, она заметила, что корабль не движется.

И причина состояла не только в постигшем Ковенанта несчастье. После выброса дикой магии грот-мачта выглядела так, словно в нее ударила молния. Но даже если бы весь такелаж и рангоут были в порядке, то и тогда «Звездная Гемма» не смогла бы двигаться дальше: ее оставшиеся паруса висели как тряпки, а море замерло в безветрии. Его гладь казалась отражением небосвода — только более синим и плоским. И безжизненным, как зеркало, в которое никто не смотрится. Канаты на реях — такие тугие и звонкие на ветру — теперь бессильно повисли, словно вытащенные на сушу водоросли, мертвые и бесполезные. Единственным, что двигалось в этом мертвом пейзаже, было солнце. Оно раскалило палубу, и горячие потоки воздуха затрепетали над нагретым гранитом. Казалось, корабль начинает испаряться, растворяться в полуденном зное, в мертвенном покое штиля.

От жары мысли Линден, уже и без того туго соображавшей от усталости, начали окончательно путаться. Она почти уже поверила в то, что Опустошитель, уходя, унес с собой ветер и что нынешний штиль — часть извращенного плана Лорда Фоула: остановить корабль, задержать Поиск до тех пор, пока яд окончательно не подействует, не доберется до важнейших жизненных центров Томаса. А дальше что? Может, Ковенант, окончательно обезумев, потопит судно? Или, может, сумеет удержаться от большого выброса дикой магии? И тогда кольцо и Поиск будут переданы кому-нибудь еще.

Кому? Ей?!

«Боже милостивый! — взмолилась она. — Я же не смогу!»

Но логика событий была беспощадна. Почему Марид, прежде чем атаковать Ковенанта, бросился сначала к ней? Зачем было Гиббону щадить ее, говорить с ней, касаться ее — как не для того, чтобы ввергнуть ее в пучину постоянного страха, словно готовя ее к грядущему безумию? И зачем старику в той безмерно далекой жизни было говорить ей: «Будь честной»? Зачем все это, если Лорд Фоул не был абсолютно уверен в том, что она получит кольцо Ковенанта?

Время от времени Линден чувствовала по вибрации камня новые и новые выбросы дикой магии. И вдруг раздался отчаянный вопль Ковенанта: «Никогда! Никогда ты его не получишь!» Но небо было слепо и глухо к его отказу. Он стал для Линден тем, к кому нельзя прикасаться. После стольких лет бегства она наконец приняла наследство, оставленное ей родителями. У нее было только два выхода. Выбирай любой: либо одержать его, либо позволить ему умереть.

Когда пришел Кайл, Линден выслушала его, не поворачиваясь, чтобы он не смог прочитать по ее лицу всех ее тревог и сомнений. Она ничего не отвечала на его уговоры. Но услышав: «Линден Эвери, ты обязана», резко обернулась. Кожа Кайла блестела от пота — даже тренированное тело харучая едва выдерживало такое пекло. Но держался он так, словно его это нисколько не волновало. Как всегда, он был настолько безупречен во всем, что Линден не удержалась от нечестного удара:

— Это ты давал клятву охранять его. Ты, а не я.

— Избранная, — назвал он ее титул, и в голосе его зазвенел металл. — Мы сделали все, что лежит в пределах наших возможностей. Но ни один из нас не может к нему даже приблизиться: он тут же стреляет огнем. Бринн уже обгорел, но это ничего, его вылечат «глотком алмазов». Решать, что делать, должна ты, и только ты: Великанам не под силу справиться с его кольцом. Когда Первая приблизилась к нему, он ее чуть не сшиб с ног. И якорь-мастеру тоже досталось, да так, что когда он придет в себя, то станет благодарить судьбу, что отделался только переломом руки.

Линден тупо повторила про себя: «Перелом…» — и нервно потерла руки. Она врач и должна поспешить на помощь Бринну и якорь-мастеру. Но даже на таком расстоянии безумие Ковенанта опасно для ее психики. Она не сможет и шагу сделать в его направлении. Она не может ему помочь, не осквернив его. У нее нет иной, кроме этой, грязной, силы. Так вот к чему она пришла.

И так как она продолжала молчать, Кайл опять принялся взывать к ее совести:

— Перелом легкий, и боцман быстро с ним управится. Я говорю не об этом. Я пытаюсь убедить тебя, что мы бессильны. Мы не можем подойти к нему. А значит, дело за тобой. Ты должна спасти его. Мы верим, что тебе он не повредит. Ты — его ближайший друг, женщина из его мира. Даже в своем безумии он все равно узнает тебя и придержит огонь. Мы знаем, как ты ему дорога.

«Дорога»? Линден чуть не взвыла в голос. А Кайл продолжал, словно не желал замечать ее смятения:

— Конечно, может, мы и ошибаемся. Может, он опалит и тебя. И все же ты должна хотя бы попытаться. Ты наделена особым зрением, которого нет ни у Великанов, ни у харучаев. Когда тебе приходилось иметь дело с пораженными Солнечным Ядом, ты умела сама себя восстанавливать. — На его обычно бесстрастном лице появилось выражение угрожающей просьбы. — Избранная, ты обязана заняться им. Ты должна найти средство спасти его.

— Должна? — Линден резко отвернулась. Настойчивость Кайла вывела ее из себя. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Единственный способ, которым я могу ему помочь, это войти в него и одержать. Как Солнечный Яд. Или Опустошитель. Да будь я невиннее младенца, это было бы уже достаточно скверно. И как ты думаешь, во что я превращусь, если обрету столь грозную силу?

«О, я еще много могу ему наговорить, могу наорать на него, а он меня за это возненавидит! И никогда больше не будет мне доверять!» Но вдруг она поняла, что кричать на Кайла абсолютно бессмысленно. Его твердая уверенность в себе, как скала, устоит против любого крика. И, как-то сразу успокоившись, она лишь тихо закончила:

— Я — что-то вроде Гиббона.

— Что ж, тогда он умрет, — мрачно сказал Кайл, и через мгновение Линден спиной почувствовала, что он уже ушел.