Елена Павлова - Золотой Лис

Эльф стоял, дрожа, как натянутая струна, вслушивался в слова, такие понятные, такие желанные и… не верил. В сером Мире так не бывает! "Это сон!", вопило что-то внутри него, "Не может быть! Её схватила Тень, ты же сам видел! Если даже и жива — она кормлец, это не изменить! Ты сходишь с ума, проснись же наконец!" В груди разрослась привычная тянущая боль, но сейчас она пошла дальше, выхлестнула из берегов, затопила всё тело и скрутила его, заставив тяжело привалиться спиной к дверному косяку и попытаться нашарить в окружающем мире хоть что-нибудь жесткое и материальное, не эфемерное. Якорь.

— Нет! Нет! Нет! — Квали дышал тяжело, как после долгого пробега, слова срывались с губ нервно, отрывисто. — Я сплю. Мне надо проснуться, — эльф мотал головой и на каждое слово ритмично бился затылком об косяк. Боль вообще хороший якорь. Если больно, значит — ещё жив… — Кошмар. Это. Кошмар. Надо. Проснуться. Надо. Проснуться…

Лиса и Гром с ужасом смотрели на происходящее: эльф сгорал у них на глазах. И так серая, кожа лица с пугающей скоростью покрылась морщинами, зашелушилась, стала отслаиваться. Прядь волос вдруг отвалилась, зацепилась волосинкой за повязку и повисла, покачиваясь, над плечом…

— Да что ж это?.. — растерянно прошептал Гром. Набрал было в грудь воздуху, чтобы гаркнуть Призыв Присяги, средство надёжное, сто раз проверенное — и понял: не поможет. Сейчас уже не поможет, разве что секунды на две-три затормозит это стремительное сгорание. Лиса ощущала, как в её руках неудержимо иссыхает всё ещё сжатый кулак Квали. Мысли судорожно метались в голове. А что она может? Быстрее! Ещё чуть-чуть — и соображать будет просто поздно, процесс станет необратимым, если уже не стал…

— Ой, как плохо-то… — тихо пробормотала она. Она же не умеет, ни разу не пробовала — а на ком бы, собственно?.. "Вот и попробуй!", решительно оборвала она себя. — Гром, разорви ему ворот! Расстёгивать слишком долго! Да рви же, чего уставился! Быстрее! Потом объясню!

Гром ухватился за воротник формы, брызнули пуговицы. Квали дёрнулся было, но Лиса откинула его руки, на удивление слабые и неуверенные:

— Не дёргайся, кусать не буду! Дай сюда башку свою дурацкую… Гром! Будем падать — лови! Квали, постарайся не сопротивляться, и так себя дурой чувствую! Так. И вот так, — тёплая рука легла ему на шею, пригнула голову вниз. Квали безучастно подчинился. Ему было слишком больно, чтобы сопротивляться. Съедят — ну и пусть, зато наконец-то всё кончится. Другая рука скользнула под рубашку, легла на грудь слева под ключицей. Эльф с некоторым отстранённым удивлением почувствовал, что его вовсе не едят, а целуют, вмяв спиной в косяк двери, и поцелуй становится всё крепче и требовательней… Она вдруг больно проехалась ему ногтями вверх-вниз по шее, вторую руку сжала, тоже втыкая ногти — до боли, до царапин, — и одновременно провела ему языком по верхнему нёбу за зубами. Внутри его тела прокатилась горячая волна, ударила, расплескавшись, внизу живота и ахнула опять вверх, заставив загореться уши. Он задохнулся, резко втянул воздух — и вдруг почувствовал, что от неё пахнет компотом и дымом, и чуть-чуть духами, и она тёплая и мягкая, и он ответил на поцелуй и обнял, и всё остальное стало неважно, и было замечательно хорошо и уже совсем не больно вот так целоваться с завязанными глазами, и стоять так долго-долго, всегда…

Пока с отчётливостью подзатыльника до него не дошло, что это — не сон. Что он вполне реально обнимается и целуется… с Лисой. И это бы ещё ничего, но рядом, судя по характерному сопению, стоит Гром и наблюдает за процессом целования с живым и азартным интересом экспериментатора.

Почувствовав, как загорелись щёки, он попытался отодвинуться, но Лиса уже сама отпустила его и отступила на шаг. "А прав был Донни", подумала она, "Смущение и вправду горчит".

— Во, видишь, какая штука, я всегда верил, да! — зачарованно прошептал Гром, внимательно наблюдавший за метаморфозами внешности эльфа. — Ну вот, говорят же, что если лягушонка поцеловать — он тут же и превратится, да! — объяснил он.

— Ага, в жабу толстую, — мрачно подсказала Лиса. Почему-то резко, скачком, испортилось настроение, она чувствовала себя старой, усталой, никому не нужной. Хотелось повиснуть у кого-нибудь на шее с воплем: "Скажи, что ты меня любишь!", а потом потребовать доказательств предполагаемой любви. Дон, зараза! О таких вывертах психики мог бы и рассказать! А виснуть не на ком: Квали и так еле дышит, а Гром просто мёртв и в плане энергии бесполезен. Ладно, значит трудотерапия: надо пуговицы собрать, пока не растоптали…

— Ну да, вот, видишь, какая жаба… Да тьфу, ну чё ты говоришь-то! Не в жабу вовсе, а в этого, в принца, во! И получилось ведь, смотри-ка! Блин, Лисища! Даже и завидно мне стало!

— Да и пожалуйста! — фыркнула Лиса, оглядывая коридор в поисках последней пуговицы. Куда ж укатилась-то? Вроде и некуда здесь… — Жалко, что ли? Хоть до пяток его зацелуй — я даже отвернусь!

— Да не… Ну, я ж… Да тьфу на тебя! — насупился Гром.

— Ц-ц-ц, не-ет уж, Громила. Такие поцелуи доктор только лягушатам прописывает. И только один раз, — мрачно объяснила Лиса. — А тебе тоже превратиться захотелось? — догадалась она. Гром расстроено засопел. — Не бывает, Громила. Ты не эльф.

Квали стоял, вцепившись в косяк двумя руками, ещё и лбом упёрся в него для устойчивости. Смысл болтовни по соседству хоть и не воспринимался сознанием, но успокаивал, а вот общее состояние было безобразным. Голова кружилась, мысли бегали в каком-то чудовищном спринте, подташнивало. И запахи, запахи! Волнами, шквалом! Он уже давно забыл, как это бывает — а не такое уж это и счастье, если разобраться!

— Ребята… Чего-то мне того… Хреново…

Лиса охнула, Гром подхватил эльфа на руки, внёс в комнату, уложил на кровать, но Квали лежать не захотел — сел на край, свесив ноги, нахохлился. Лиса скатала кутуль из одеяла и подушки, подсунула ему под спину, Гром уселся рядом, придерживая его за плечо: Квали даже сидя мотало из стороны в сторону.

— Слушай, ты, конечно, это вот, молодец, да! Вон он, даже розовенький уже! Но как-то крутовато. Эвон его как мотыляет-то! Чё это хоть было-то? Ай! — Квали мотнуло вперёд, Гром еле успел дёрнуть его назад, в подушку. — Да мать твоя Перелеска! Большой! Ляг уже, а? Сзади башку опять разбил, теперь ещё и рожу надо? Вот счаз в ящик отволоку, да попрошу, чтоб недельку не выпускали!

— Где разбил? — забеспокоилась Лиса.

— Да вон шишка растёт! Он же с полной охотой об косяк-то!.. — Гром повернул голову Квали на бок свободной рукой. Квали попытался возмутиться — что ж они, гады, с ним, как с вещью прямо обращаются — но понял, что сил на это нет, и смолчал. Лиса брякнула какой-то дверцей, пробормотала: "Сейчас, сейчас", резко запахло спиртом и какой-то травой. На затылок опустилось что-то влажное и холодное, боль в голове стала утихать, вместе с ней опять ускользало ощущение реальности. Он панически заворочался, напрягся.