Антон Карелин - Книга Холмов

— Имеидся уложение обвымена военпленами, — сказал до того молчавший второй церштурунг. Акцент был сильный, Алейна и Кел поневоле улыбнулись.

— Вы вправе обменять нас на пленников из Мэннивея, в замке Брегнан, — пояснил снайпер. — Выручить до десяти гражданских. Или, может быть, остатки ханты «Ручейки».

Лисы переглянулись. Они знали Ручейков.

— Брегнан опять под вашими? — спросил рэйнджер. — Когда?

— Отбили месяц назад.

— Хорошо, — сказал Кел, подумав. — Если вы, не скрывая, расскажете все, о чем мы хотим знать, мы обменяем вас в замке. Если нет, сдадим в Землеце, там вас и закопают.

— Когда натешатся с червоточцами Холмов. С подползнями врага. С низвергским отродьем, — добавил Дик.

Церштурунги смотрели на старшего по званию, понимая жизненную важность его решения, а он думал тяжкую думку. Наконец поднял взгляд:

— Я Ганс. Буду говорить, если не станете сквернить Карла и Виргу. Скверните меня, я уже порченый. Их обещайте не трогать.

— Засунь свои условия себе в… — равнодушно начал Ричард.

— Согласны, — кивнул Кел. — Обещаем не использовать на них магию кроме той, что уже использовали. Кто под Холмом?

Церштурунги отрицательно замотали головами. Откуда им знать.

— Как вы прошли обелиски? В ваших вещах нет бирок. Неужто среди вас настолько сильный нульт, что обнулил их? Или какая-то алхимическая хитрость?

Кел не случайно задал сразу важный вопрос. Пленник дал согласие на допрос в обмен на жизнь себя и людей, и вряд ли будет саботировать первый же вопрос.

— Мы не делали ничего. В директиве было сказано: на закате обелиски бездействуют.

Лисы переглянулись. Новость была очень плохая. Обелиски — главная система защиты от твари, сидящей под Холмом. И от нежеланных гостей извне. Если погребенный низверг сумел подавить обелиски, даже на время, чтобы пропустить церштурунгов к себе на Холм, значит, он как никогда близок к освобождению.

— Когда получена директива?

— Ночь назад.

— Что в ней было сказано?

— Семидесятый холм, установить арснихты…

— Сферы отрицания?

— Да. Поставить засаду у обелиска, нейтрализовать ханту, которая придет.

— Откуда уверенность, что ханта придет?

— Не ведаю. Приказ был конкретный.

— Как вы его получили?

— Срочным способом, через птицу.

Кел молчал, внимательно на него глядя.

— Кого из ханты надо было доставить живым для допроса?

Губы Ганса сжались. Это был первый вопрос, на который он не хотел бы отвечать. Но глупо было бороться за этот ответ — он хоть и сдавал информатора, но все же не стоил борьбы.

— Тебя.

— То есть, вы знали конкретно, какая ханта придет, и кого из нее брать живьем.

— Да, лисы.

Алейна в недоумении смотрела на своих. И как они могли узнать, если сами лисы до вчерашнего дня были не в курсе? Панцерам надо было успеть получить приказ, добраться до семидесятого, все подготовить…

— Откуда прилетела птица?

— Не ведаю.

Лисов нанял холмовладелец Вильям Гвент, нанял позавчера ночью, то есть немногим больше суток назад. Они были поблизости от принадлежащего Гвенту семидесятого Холма, вокруг которого последние дни творилась всякая странная шелупень. Взяв контракт, Лисы добрались сюда за день. Одно дело, готовить засаду против какой-нибудь ханты. Естественно, какая-то ханта придет на Холм, раз тут замечены странности — это часть работы наемников Мэннивея, зачищать древнюю землю от пробудителей, ловить выползающих на поверхность младших тварей. Но если ждали конкретно Лисов, если вражеская разведка знала о них, выходит, в окружении Вильяма Гвента сидит враг.

Светловолосый помолчал и кивнул.

— Значит, вы излазили весь верх Холма, и прикопали сферы в чаще у подножия, в трех местах. Второй день здесь?

— Нет. Пришли в ночь. Работали с рассвета.

Чертова канзорская эффективность. Мы бы провозились весь день, подумал Винсент.

— Значит, ночь и с утра до обеда, — подвел итог Кел. — И что странное было за это время с семидесятым Холмом? Особенно на закате?

Все предыдущие вопросы задавались для разогрева, этот был ключевой.

— Ничего странного.

То, что он лгал, было понятно даже простодушной Алейне. Другое дело, шепот разума позволял Келу не бояться лжи. Обычно. Но сейчас, судя по застывшему лицу, жрец не смог расслышать неразличимо-тихий шепот мыслей герртруда.

— Вот как, — сказал он. — Ты, братец, еще и нульт.

Синие глаза не дрогнули.

Кел отвернулся от снайпера и шагнул к солдату:

— Карл, что странное было с этим Холмом?

— Ты дал уговор! — Ганс угрожающе дернулся, резко зазвенев кандалами.

— Мы дали уговор не использовать новой магии. Новой я и не использую. Карл? Что странного было с этим Холмом?

— Ничего странного.

— Свет? — переспросил Кел удивленно, отвечая не на слова Карла, а на его мысли. — Весь Холм охвачен призрачным светом?.. На закате?..

— Мразные мироубийцы, гниль подбожья, мешки скверны, вы будете гореть заживо, — в лицо снайпера было страшно смотреть, глубоко посаженые синие глаза пылали на маске мрачной ненависти.

Плащ Кела взметнулся, свистящий ветер обрушился на герртруда, заглушая хулу, воющий поток влился пленнику в глотку, в легкие, за мгновение выгасил все звуки, рвущиеся от панцера, остались только завывающий ветер, задушенные всхлипы и звон цепей. Серо-зеленые глаза смотрели в горящие бешенством синие, и канзорцы увидели, что во взгляде подбожника затвердевает такая же гордость, как и у них самих.

Ганс Штайнер бился, задыхаясь, явив ярость Чистого, перед которым мерзость стояла на расстоянии вытянутой руки. Но он не мог сказать ни слова. А жрец Странника поднял руку и стискивал ветер, выдавливая весь воздух у него из легких. На висках канзорца выступил пот, воздуха уже не было, он задыхался, беззвучно хрипел в цепях, дергал пальцами, ища опору, лицо его стало синеть. Кел выдрал из него ветер резким движением руки, и тут же послал обратно, влепил свистящую оплеуху, ветер ударил герртруда затылком о броневагон.

— Вы забыли, кто здесь кто, — сказал светловолосый ледяным тоном. — Вы напали как трусы и подлецы, из засады, в спину. Вас было больше. Но вы проиграли. Мы побили вас, без единой потери, вы живы только по нашей милости. Помните, кто вы: жалкие побитые суки. Оскалите пасть — вам выбьют зубы. Еще одна хула на богов — и смерть.

Церштурунгов нельзя было взять на испуг. Но они хорошо понимали реалии. Какой смысл умирать, когда можно выжить и снова встать в строй? Лисы не убьют их, коли они выполнят договоренности. Жрица Милосердной Матери не позволит, да и Странник миролюбивый бог. Если не лезть на рожон. Один за другим, солдаты кивнули, и хрипло дышащий герртруд тоже принял правила игры.