Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

Утренний воздух был весьма прохладным. Казалось, дровосек должен был бы ощущать это еще острее, поскольку его мускулистый торс блестел от пота. Однако если человек и чувствовал холод, то видно по нему это не было, он продолжал колоть дрова с еще большим усердием.

Дровосеку было около пятидесяти лет, хотя любой видевший его в работе не дал бы ему и сорока. Крепкие мышцы, упругая кожа, глаза, в которых сверкал огонь. Все это было подарком судьбы и одновременно… ее проклятием.

Полено, взмах, две половинки, новое полено, еще один взмах, опять две половинки… и так почти безостановочно на протяжении всего раннего утра. Звук его топора давно стал привычным для ушей пятнадцати рослых, крепких мужчин, составлявших население деревни Миклина — нескольких хижин, притулившихся в глуши западной оконечности Хонсе-Бира. Эти оборванцы, которым и в голову не приходило следить за собой, одиннадцать месяцев в году проводили в лесах Вайлдерлендса, добывая пушных зверей. Затем они с грузом мехов отправлялись в более обжитые края, где их ждала ярмарка, изобилие выпивки и непритязательных развлечений.

С появлением Бертрама Даля в жизни обитателей деревни Миклина наступили некоторые перемены. Никто не спрашивал дровосека, настоящим или вымышленным именем он назвался, — здесь таких вопросов не задавали. Каждый понимал: раз кого-то занесло в такую глушь, значит, он, как и все остальные обитатели этих мест, не слишком в ладах с королевскими законами. Вскоре стук топора Бертрама стал для охотников чем-то вроде будившего их петушиного крика. В зимнюю стужу и в летний зной, под проливным дождем и слепящим снегом — каждое утро Бертрам Даль неизменно принимался за свою работу. Он снабжал дровами всю деревню, но это было лишь одной из его добровольно принятых на себя обязанностей. В его лице жители деревни обрели повара, портного и, что важнее всего, — кузнеца-оружейника. Охотники только дивились, когда в руках Бертрама их грубо сработанные мечи, пики и ножи становились острыми, словно бритва. Странно, однако, что сам он не выказывал ни малейшего интереса к охоте, которая была наиболее доходным промыслом в здешних местах. Со временем, когда обитатели деревни Миклина оценили пользу, приносимую Бертрамом, каждый из них звал его в лес, предлагая научить выслеживанию добычи и прочим премудростям охоты. В окрестных лесах водились еноты, коварные росомахи, выдры, бобры и волки.

Однако Бертрам не проявлял ни малейшего желания принимать участие в охоте. На все подобные предложения он неизменно отвечал, что его вполне устраивает колоть дрова, стряпать еду и исполнять другую работу в деревне. Поначалу охотники перешептывались, что Бертрам, должно быть, просто боится ходить в лес, но вскоре поняли, что причина здесь вовсе не в страхе. Этот странный пришелец разбирался в оружии лучше, чем кто-либо из них. По силе он не уступал никому, включая и самого Миклина, который был на целую сотню фунтов тяжелее Бертрама. Все его движения были исполнены какой-то удивительной грации. Посмеиваться над пришельцем перестали, но всех продолжало снедать любопытство: чем мог заниматься в прошлом этот человек? Большинство охотников сходились во мнении, что Бертрам, должно быть, участвовал в кровопролитной войне с демоном-драконом, которая бушевала лет десять назад. Скорее всего, шептались охотники, бедняга насмотрелся таких ужасов, что счел за благо убраться подальше от людных мест. Некоторые полагали, что он, быть может, бежал с поля боя.

Прошлое Бертрама было излюбленной темой домыслов скучающего населения деревни Миклина. Похоже, что самого Даля это ничуть не задевало, и он продолжал утро за утром выходить на работу, пополняя запас дров возле каждой из шести хижин деревни.

Бертрам снова отложил топор, чтобы посмотреть, как охотники отправляются на промысел, и глотнуть воды. Он запрокинул стоявшее рядом ведро, причем большая часть воды не попала ему в горло, а пролилась на литой торс дровосека.

— А может, пойдешь все-таки со мной? — обратился к нему последний из покидавших деревню. — Я бы за месяц сделал из тебя настоящего охотника. Сам знаешь, я удачливее, чем большинство этих дурней.

Бертрам лишь улыбнулся, как и всегда, покачав головой, ничем не выдавая своего истинного отношения к такому предложению. За месяц? Человек, называвший себя Бертрамом Далем, знал, что без всякого обучения смог бы превзойти в охоте любого из здешних охотников. Он без труда мог бы справиться с каждым из них и даже с двумя-тремя сразу. Нет, вовсе не отсутствие навыков удерживало его от леса и охоты. Его удерживал страх. Он боялся самого себя, точнее, того, во что он мог превратиться, едва его ноздри почуют запах свежей крови.

Сколько раз, думал он, подобное уже случалось с ним за последние годы. Сколько раз он обретал новое пристанище — всегда на задворках обжитого мира, — чтобы через месяц-другой покинуть его, потому что внутренний демон вырывался наружу и убивал кого-то из людей.

Бертрам боялся, что его самого поймают и убьют, и насколько велик был в нем этот страх, настолько же было велико отвращение к убийству. Он ненавидел кровь, пятнавшую руки воина. Нет, он отнюдь не был мягкосердечным, никогда не боялся убивать врагов в сражениях, но это…

Это было выше пределов его терпимости. Ведь он убивал не врагов, он убивал простых крестьян, их жен и детей!

И с каждым новым убийством в нем возрастала ненависть к самому себе, а в душе крепло чувство растерянности и безнадежности.

Теперь судьба занесла его в деревню Миклина, населенную здоровыми и сильными охотниками. Здесь он нашел для себя занятия, дававшие ему кров и еду и оберегавшие его от искушений внутренних демонов. Нет, Бертрам Даль ни за что не пойдет на охоту, где в его ноздри ударит запах крови, где его охватит жажда убийства. Потому что в этом случае он будет вынужден вновь скитаться по лесам в поисках очередного пристанища.

Сколько осталось деревень на западных границах Хонсе-Бира, в которых он еще не был?

Топор взметнулся снова, в один миг расколов увесистое полено.

Наконец Бертрам закончил работу. В деревне он оставался один; охотники возвращались лишь под вечер. Он быстро обошел вокруг хижин, желая убедиться, что, кроме него, действительно никого нет, затем вышел на небольшую площадь, которую окаймляли четыре лачуги. Там он разделся до пояса.

Даль сделал глубокий вдох, позволив мыслям нестись сквозь мили и годы… туда, далеко на восток, где стояла мощная каменная крепость — оплот учености и рассуждений, воинских занятий и благочестия.

Это место называлось Санта-Мир-Абель.

В этом аббатстве он провел более десяти лет жизни, постигая учение абеликанской церкви и совершенствуя свое воинское мастерство. Там он достиг звания магистра, а его известность превратилась в легенду. До того как он назвался Бертрамом Далем, успев поменять еще несколько таких же вымышленных имен, его звали Маркало Де'Уннеро. Сначала Маркало Де'Уннеро, магистр Санта-Мир-Абель, потом Маркало Де'Уннеро, настоятель Сент-Прешес, и, наконец, Маркало Де'Уннеро, епископ Палмариса. Многие, видевшие его в битве, называли Де'Уннеро величайшим воином, который когда-либо выходил из стен Санта-Мир-Абель или любого другого монастыря.