Людмила Гетманчук - Шерше ля фам, или Возврату не подлежит!

— Пожалте, ваша милость! — суетилась служанка-великанша. — Вы так неожиданно! Мы даже прибрать все не успели!

— Не суетись! — приказал барон Летгар, присаживаясь рядом со мной.

Так вот ты какой, девичий спаситель! Пощупать можно?

Взгляд упал на обручальное кольцо. В глубине души поднялись неописуемое раздражение и глухая обида. Вот судьба-злодейка! Почему, ну почему если приличный мужчина — так обязательно женат?!

— Добрый день! — А голос, а голос каков — бархат, а не голос! Пробирает до самой селезенки, аж по спине мурашки побежали.

Еще одна причина прийти в уныние. Ладно бы пищал фальцетом или заикался. Ни одного видимого недостатка. Может, откопать?

— Здравствуйте, господин барон, — застеснялась я своего внешнего вида. Это я о мешковатой блузке и нелепой юбке, а не о том, как на лицо сейчас выгляжу. Если об этом задумаюсь… уйду в монастырь сторожем работать. К монашкам ни один соблазнитель и близко не подойдет! Чес-слово!

— Хотела поблагодарить вашу милость за мое спасение, — вынырнула я из эмпиреев. — Если бы не вы, то пугала бы я не вас, а рыбок. Спасибо огромное вам и за меня и за рыбок! — И ресницами на него блым-блым. Типа я в смущении.

Как истинный джентльмен и аристократ, барон принял неприступный вид и сообщил:

— Что ты, не стоит благодарности, на моем месте так поступил бы каждый…

«…Настоящий мачо», — мысленно добавила я.

И тут мой спаситель устроил мне настоящий допрос.

— Как раз о столь непонятных явлениях я и хочу с тобой поговорить! — поставил он меня перед фактом своего любопытства. — Ты бы не могла мне объяснить этот странный феномен звериной любви к тебе?

— Наверное, мылась плохо, — прошептала я, краснея.

На зеленом фоне это смотрелось ошеломляюще, судя по выражению баронских глаз.

— Но потом тебя отмыли, — проявил мужчина логику. — И все равно к тебе продолжили настойчиво лезть все животные в округе!

— Может, съели что-нибудь не то? — промямлила, не зная, куда себя девать.

Мне подарили пронзительный взгляд.

— Все?!

— Я не считала, — шаркая ножкой, застенчиво призналась я.

— Так все же… — настаивал барон Летгар. — Есть ли у тебя хоть какое-то разумное объяснение?

Я помяла в руках ржаную горбушку и прошептала:

— Любовь?..

— Понятно! — хмыкнул спаситель. Слава богу, удержался от того, чтобы покрутить пальцем у виска, и на том спасибо.

Но я рано обрадовалась.

— Как ты попала на берег? — напал на меня его милость.

Я закрыла лицо руками и пискнула оттуда:

— Не помню. Головой ударилась.

— Откуда ты пришла? — не сдавался «гестаповец».

— Я головой ударилась! — возмущенно напомнила, убирая ладони и гневно пялясь ему в глаза.

— Как тебя зовут, ты хотя бы помнишь? — начал терять терпение барон.

— Я же только головой ударилась! — возмутилась я. — Конечно, помню! Александра, Саша, можно Сашенька, но не Санечка. Еще, как вариант, Алекс…

— Прекрасно! — обрадовался «настоящий ариец». — Что-то еще вспоминается?

— Конечно! — гордо сказала я. — Мне двадцать три года…

Все выпали в осадок. Барон даже соизволил на Милку внимание обратить. Что привело ту в немалое удивление. Великанша с перепугу грязную посуду на пол уронила, которую хотела перед тем унести помыть.

— Ясно, — сказал его милость барон неверным булькающим голосом и сглотнул. Хотя, на мой взгляд, понятно ему было только одно — Я УДАРИЛАСЬ ГОЛОВОЙ. Ну да, просто я сейчас болею. И нечего на меня так жалостливо смотреть.

— Надеюсь, память к тебе вернется, — с заметной долей фальши посочувствовал мне красавец. Наставительно заметил: — Твоя дальнейшая судьба в твоих руках.

Я истово закивала, соглашаясь. Прикусила язык, чтобы не предложить свою судьбу подержать… так сказать — от всей широты русской души! Решила, что будет неприлично. Пока.

— Если ты захочешь покинуть наш дом, я дам некоторую сумму денег на первое время и прикажу проводить до столицы, — бухтел спаситель, разглядывая меня с плохо замаскированной жалостью. Пообещал: — Если же ты пожелаешь остаться у нас, госпожа Аннита, наша домоправительница, найдет тебе работу по силам.

— Благодарю вас! — Я выдавила улыбку и поставила его в неловкое положение. Мужик замер, соображая, как лучше выйдет — улыбнуться в ответ или передернуться.

Я не обиделась… ну, почти не обиделась. Конечно, благородные — они вон какие, а я — вот. Кстати, зеркало мне так и не принесли. Сказали, в наладоннике меня слишком плохо видно — эффект не тот, а большое зеркало никто не даст. Слишком ценное, чтобы мою персону отражать.

ГЛАВА 5

— А мне дадут?

— Вам? Дадут…

Прошло несколько дней, и я приступила к работе… Или работа подступила ко мне. Это с какого боку посмотреть. Лично я смотрела с передовой!

После фырканья госпожи Анниты:

— И скажи спасибо, что самую легкую работу тебе поручила! — я полностью утратила доверие к человечеству.

Представляете, посреди всей этой позолоченной портретно-архитектурной роскоши сделать из меня Золушку — это ж исхитриться надо!

Дом с пятнадцатью спальнями, тремя гостиными, столовой, залом для приемов, библиотекой и курительной комнатой. Шикарные мраморные лестницы, умопомрачительные паркетные наборные полы. Обалденный интерьер, где ни одна комната не похожа на другую… В одной шпалеры из золотой парчи с темно-синими разводами, другая украшена панелями темного дерева, третья — беломраморными барельефами… И все в том же духе… И я Золушка?! Ну не смешно?!

Ирония судьбы. А Золушка — потому что меня засунули во все камины и поручили выгребать золу в доме, где топят круглый год. Все из-за сырого горного климата, в котором, если не топить, это сказочное благолепие моментально покроется плесенью.

— Смотри у меня! — погрозила мне домоправительница. — Будешь лениться — сошлю на черновые работы!

А я сейчас на какой, по-вашему?! Она меня после первого камина видела? Ой, точно видела… С чего иначе тетка целый день икала и отпаивалась местной валерьянкой на спирту?

Работа мне досталась вредная и неблагодарная! Лицо вечно в саже. В носу копоть. Ногти — ночной страх мастера маникюра. Ночью от всей меня видно только зубы. И то… если рот открыт.

А еще служанку никто не замечает. Стала натуральной женщиной-невидимкой. Я, понимаешь, ползаю по всему дому — план диверсий составляю, а на меня ноль внимания, фунт презрения! Один дядечка до того впал в мараз… то есть задумчивость, что умудрился принять мою пятую точку за столик у камина, пока я в известной позе корячилась на рабочем месте!