Елена Медникова - Два крыла. Русская фэнтези 2007
Слава уже тоже плакала, уткнувшись в дверной косяк. Илья, не поворачивая головы, выдавил из себя:
— Эх, батя… Я же сказал — в бою… Как же я могу… Эх, батя…
На следующее утро, проснувшись, Илья обнаружил в своей постели, под боком, знакомый клинок в ножнах, заботливо отчищенный от грязи да ржи. Илья вложил потертый крыж в ладонь и сжал так, что побелели пальцы. Больше он не позволял себе смотреть на мир сквозь мокрое.
5Когда березы украсили себя сережками, а усы Велеса засверкали под жарким солнцем, Илья подозвал отца и долго что-то ему втолковывал. А назавтра молчаливый теперь все время Чебот принялся таскать тес и стучать топором во дворе. И скоро Илья лежал на новой скамье неподалеку от дома под сооруженным небольшим навесом, глядя на улицу и близкий лес. Здесь его лица и волос касался ветер, доносивший ему запах речки, аромат скошенной травы и голоса гуляющих вечерами неподалеку парней да девок. От этих голосов, давно, как ему казалось, позабывших его имя, ему становилось плохо, и он просил отца внести его обратно в дом. Но это случалось только под вечер.
Как же трудно ему было просить мать с отцом о чем-нибудь для себя. Порой о самой мало-мальской чепухе или о чем-то, вообще не предназначенном для чьих бы то ни было ни глаз, ни ушей, пусть даже и родительских. А вот приходилось… Поначалу он крепился как мог, терпел, борясь со стыдом и необходимостью свершить то, что было нужно его непослушному телу, пока или совсем не становилось невмоготу, или матушка либо отец сами не подходили, да не спрашивали, все ли так…
Полулежа-полусидя Илья торчал погожими деньками во дворе. Даже по осени, когда подули сырые зябкие ветры, он не спешил укрыться в доме: под крышей ему было куда как хуже, глаза мозолили ненавистные стены.
Его не забыли, как бы ему это ни казалось. Заходили приятели, с которыми прежде сплавлялись по реке, да еще мало ли чего выдумывали по малолетству. Но другое дело было на улице, там-то все больше народу повидаешь — нет-нет, да и пройдет кто-нибудь, поздоровается да заведет какой ни есть разговор; все не так одиноко Илье.
Из стародавних приятелей, правда, только Хвост не заходил к нему. Зато его мать, старая вдовица Сухота, нередко появлялась за плетнем, когда отправлялась полоскать белье на речку. Проходя мимо, она неизменно кивала Илье и долго смотрела на него, медленно шагая с корзиной. После той зимней ночи ее сына, приятеля Ильи Хвоста, убило печенежской стрелой, когда он кинулся на врагов с вилами в руках…
Однажды Сухота, по второй после тех событий весне, проходя мимо двора Ильи, где он сидел, жадно вдыхая сырой волнующий воздух, остановилась у плетня. Она невыносимо долго смотрела на Илью и так же невыносимо молчала. Илья, которому было не по себе от этих ее взглядов, отвернулся, сделав вид, что разглядывает грача, разгуливающего неподалеку. До него донесся тяжелый вздох, он скосил глаза в сторону старухи, и тут она, по-прежнему глядя на него, сказала, будто вслух подумала:
— Пусть бы лучше, что ли, так же вот сидел, горемычный мой… Какой ни есть, а — живой… Уж он бы, ненаглядный, у меня как сыр в масле…
Илья, набычившись, исподлобья смотрел на нее и вдруг сорвался, зло бросив в ее сторону:
— Полно, тетка Сухота! Что говоришь-то? Да я бы, может, лучше как он, чем так… Да он бы на моем-то месте, поди, удавился бы! Как есть — удавился! Не жизнь это, слышишь?
Он потянул из-под старого тулупа, которым был накрыт, меч Сневара и, не вынимая из ножен, яростно махнул в сторону бабки Сухоты:
— Уходи, старая, не баламуть душу! Уходи!
Будто не услышав ни слова, старая Сухота глядела сквозь Илью, потом подхватила свою корзину и побрела к речке, что-то бормоча под нос.
— Не слушай ее, сынок, — сказала появившаяся у изголовья мать Слава. — Умом она тронулась. Доля-то материнская… Что с нее взять.
Она поправила тулуп поверх Ильи и пошла в дом.
Радость была одна: посидеть летом на дворе, послушать да посмотреть мир, как он двигался, шумел, играл, цвел и непостижимо молчал, тая в этом своем молчании все ответы на все вопросы, какие только и могли быть в мире.
А по ночам в сумерках избы мелко топал и негромко сопел соседушка Домовой: волновался да переживал, что в доме несчастье. Он знал, что Илье часто по ночам не спалось, и ворчал в своем углу за печью, сетуя на невозможность заняться хозяйством согласно укладу, пока все спят. Илья ничем не мог ему помочь.
И не было никого, кто смог бы помочь ему.
День выдался жаркий. Илья задремал, разомлев на своей лавке, однако забыться не давал огромный слепень, гудевший рядом и желающий угоститься человеческой кровушкой. Взмахи рукой никак не действовали на наглую тварь, и Илья проснулся окончательно.
— Пошел прочь! — свирепо шипел Илья, но слепень невозмутимо реял над головой, не желая отступать. — Порублю, пакостник…
Илья вытянул из ножен меч Сневара и бешено рубанул воздух, но только вспотел еще пуще. Сила в руках Ильи не убывала — теперь он не позволял им слабеть, ежедневно подтягиваясь на особой жердинке, прилаженной отцом над его головой, под навесом. Однако орудовать мечом сидя было неудобно, Илья злился все больше, продолжая безуспешно лопатить воздух вокруг, но проклятый слепень словно не замечал его грозных потуг.
— Прутиком-то сподручнее, мил человек, — вдруг услышал Илья и только тут заметил, что за его нелепой возней следит старик, стоявший на улице.
Видно было, что шел он издалека: за спиной на двух постромках висела потертая котомка. Старик был сед, с длинной, но реденькой бородой и такими же волосами, рассыпанными по плечам. На нем была белая домотканая рубаха до колен и такие же портки. Старик опирался на долгий посох и ехидно смотрел на Илью. Парень не торопясь вдел меч в ножны, уложил рядом с собой и, стараясь не замечать слепня, продолжавшего кружить, ответил:
— Ты, знать, торговец добрыми советами. Да только мне нечем платить за твои советы, ступай себе дальше.
Старик с удовольствием улыбнулся, показывая белые крепкие зубы:
— Я не беру мзды за свои советы, так что этот прими за так.
Изловчившись, Илья наконец сграбастал в кулак ненавистного слепня и с силой бросил подлавку. Слепень глухо стукнулся о землю и затих.
— А я привык в долг не брать, — сдерживая участившееся дыхание, сказал Илья.
Старик согласно кивнул и отозвался:
— Ну, так одари путника водицей, добрый молодёц. День-то больно жаркий нынче.
Илья тяжело вздохнул, однако не гоже было грубить незнакомцу, да еще пожилому человеку. Да и нездешний он, сельских дел знать не может.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});