Робин Хобб - Своевольная принцесса и Пегий Принц

— Моя королева, подумайте о ребенке! — я кричала ей вслед, но она не остановилась. Я подобрала юбки и побежала за ней, сдерживаемая своей собственной тяжестью.

Я не была такой же быстрой, как она. Я уже выдохлась, когда достигла подножия лестницы. Лучшее, на что я была способна, была быстрая ходьба, но когда я услышала ее крики, то сжала зубы и побежала снова. К тому времени, как я прибежала во двор конюшен, собралась толпа. Я грубо прокладывала себе путь через бесполезных, орущих людей, и все равно было слишком поздно.

Тяжело было понять, что за чем тут произошло. Я видела кровь, хлеставшую из груди Пятнистого Жеребца, который мелькая подковами взвился на дыбы. Он кричал, но скорее от гнева, чем от боли. Королева-в-ожидании, заслоняясь от него руками, вжалась в грязь рядом с телом Мастера Конюшен. Тот умирал. Она пыталась уложить его к себе на колени, но он протягивал руки к Пятнистому Жеребцу. Когда он снова откинулся, при смерти или уже мертвый, я увидела, как кровавый цветок расцветает у него не груди. Тело его билось в судорогах от боли, кровь была как яркая алая роза на светлой рубахе. Над Королевой-в-ожидании стоял кузнец, заслоняя ее от разъяренного Пятнистого Жеребца, сжимая в сцепленных руках вилы, изготовившись к следующей атаке. Зубцы вил были окровавлены.

Внезапно я догадалась: лошадь напала, а кузнец отбивался, и тут досталось Мастеру Конюшен. В ужасе я увидела, как лошадь опустилась, встречая его выпад. Вилы глубоко вошли в грудь жеребца, выскользнув из рук кузнеца, когда конь навалился на них. Рукоятка вил со страшной силой ударила кузнеца. Вскрикнув напоследок, умирающий конь свалился на расстоянии протянутой руки от Каушен. Кровь потоком лилась из его ран под стихающие стоны. Кровавые брызги с черной и белой сторон его шкуры насквозь пропитали платье королевы. Почувствовав их на своей коже, она вскрикнула, словно ее обдало кипятком, и бросилась на грудь Лостлера, словно хотела его заслонить.

Каушен была обагрена кровью. Конь оскалился, обмяк и, дотянувшись мордой до безжизненной руки хозяина, испустив дух. Полулежавший на коленях Каушен Лостлер внезапно стал таким же безжизненным, как и его конь. Мастер Конюшен и его Жеребец оба были мертвы.

На мгновенье все стихло, а потом поднялся гвалт рева, криков и восклицаний. Но я слышала только жуткий вопль Королевы-в-ожидании, который все никак не прекращался, пока она не упала без чувств, вся заляпанная и пропитанная лошадиной и человеческой кровью.

— Назад, дайте мне пройти! — крикнула я, но никто меня не услышал. Все метнулись вперед, словно охотничья свора на добычу, и меня отпихнули в сторону. Мне удалось только коснуться промокшего подола ее юбки, когда ее подняли и понесли к дверям.

Протиснуться к ней было невозможно, и я решила быть умнее, заставив свои больные ноги обогнать толпу и взбежать по лестнице в ее покои. Само собой, ее принесут сюда, подумала я, а мне надо только подождать. Но вышло иначе. По приказу Короля бесчувственную Королеву-в-ожидании положили в покоях ее матери, поблизости от его собственных. Был вызван собственный лекарь его величества. Когда я поняла свою ошибку и прибыла туда, дюжина других дам выстроилась в очередь перед входом. К двери подобраться было нельзя, но их перешептывания повергли меня в ужас. Когда с принцессы снимали облачение, оказалось, что не вся кровь на ней была чужой. Королева Каушен очнулась и стала звать Мастера Конюшен, затем вскрикнула от боли внезапных судорог. Так в минуту ее глубочайшей скорби начались роды.

Я побежала к своей матери.

Она, похоже, ждала меня. Ее последний подопечный спал, но она не покинула комнату, где уложила его. В очаге тихо потрескивал огонь. Рядом дымился котелок свежезаваренного чая. Мать малыша поспешила присоединиться к всей этой возне с Королевой-в-ожидании, так что мы остались одни. Я упала перед маминым креслом и уткнулась в ее колени.

— Это было ужасно, — сказала я. — Ее забрали у меня, не знаю, что теперь делать.

Мать резко отстранилась от меня.

— Прежде всего, перестань глупить, Фелисити.

Я выпрямилась и посмотрела на нее. Против моей воли слезы навернулись на глаза от ее сурового тона. Она не обратила на это внимания.

— Лучше бы тебе послушать меня раньше, но теперь нет времени на упреки. Сядь-ка, послушай и сделай то, что я скажу: у тебя все еще есть возможность сохранить свое положение и, возможно, обеспечить лучшую долю ребенку, которого ты носишь.

Она поднялась со своего кресла и пошла прочь от меня. Я медленно встала и пошла за ней к сундуку с одеждой. Она открыла его, из дальнего уголка извлекла маленький тряпичный мешочек и сунула мне его в руки. Он был почти невесомый.

— Это я приготовила для тебя два месяца назад, — гордо сообщила она, явно рассчитывая увидеть мою благодарность. — Завари, как чай, и быстро выпей. Не дай себе стошнить, как бы не крутило живот. Как только начнутся схватки, приходи ко мне сюда, и я сама в этой комнате помогу тебе родить. Здесь он или она будет в безопасности и вне подозрений. Потом придет твоя очередь быть смелой и сильной. Потому что тебе придется прямо с родильного ложа встать, набить тряпками платье, как будто ты все еще беременна, и найти способ попасть к Каушен.

Не бойся, что ее ребенок родится прежде твоего. Может, они и крепкими кажутся, эти высокородные, но всегда так трясутся над своими родами, как будто никому до них рожать не доводилось, или для этого нужен какой-то особый талант. Ее время придет. Твоя задача — в этот час оказаться рядом и оставаться первой и самой надежной служанкой.

Я ошарашенно глядела на нее. Когда слова вернулись ко мне, я спросила:

— Зачем? Зачем моему ребенку родиться именно сегодня, и почему мне надо скрывать это от всех?

Она посмотрела на меня как на дуру.

— Не знай я, что ты мое дитя, решила бы, что тебя родила идиотка! — съязвила она. — Перед тобой открываются два пути. К обоим ты должна быть готова. Первый путь — у тебя должно быть молоко, когда родится принц или принцесса, и ты станешь кормилицей. У тебя есть право на это положение, и никому не позволяй отобрать его. А второй путь… — Она понизила тон и наклонилась ко мне, перейдя на шепот. — Все новорожденные выглядят одинаково. Говорю тебе сущую правду, кто бы что ни утверждал. С возрастом они могут смахивать на свою мать или отца, иногда на обоих. Но в нашей ситуации никто, кроме самой Королевы-в-ожидании, не может сказать, как выглядел отец ребенка. Таким образом, когда ты принесешь в детскую одного ребенка, а выйдешь из нее с другим, никто и не заметит.

Я уставилась на нее, пытаясь понять смысл ее слов.