Гарри Тёртлдав - Мечи легиона

Наблюдавшие за боем зрители гикнули, когда роли внезапно переменились.

— Ах ты, паршивый сын козла! — сказал Ариг, однако без всякого гнева. — Ты поймал меня в ловушку!

Батбайян только кивнул.

Полгода назад он был еще почти мальчишкой, ребячески болтливым, веселым и любопытным. За эти дни он стал мужчиной. Говорил он редко, а нечастая хмурая улыбка никогда теперь не шла дальше губ.

— Бедный парень, — шепнул Виридовикс Горгиду. — Жаль, что ты не можешь вылечить его душу, как сделал это с моим полумертвым телом.

— Ран души я не целю, — ответил врач. И признался: — Да и вообще, когда я нашел тебя, первая моя мысль была такой: теперь мне придется увидеть еще и это!

— Что — «это»?

— Как ты умираешь.

— Хорошо, что ты этого не увидел. Иначе мой дух преследовал бы тебя стенаниями, назойливый, как баньши.

— Ничего удивительного, если твой баньши будет подобен тебе.

— Почему мы не двигаемся вперед? — спросил Батбайян. — Почему стоим на месте?

Не дожидаясь ответа, он повернулся к Аригу спиной и отправился готовить своих лошадей к дневному переходу.

Ариг покачал головой:

— Этот парень пройдет сквозь пламя, лишь бы отомстить.

Аршаумы знали о кровной мести Батбайяна и сочувствовали ей. Но Виридовикс тревожно вздрогнул, наклонился к уху Арига и тихо проговорил, стараясь, чтобы молодой хамор не услышал:

— Не говори при нем о пламени. Пламя Авшара поймало в страшную ловушку его и остальных… Он никак не может избыть этот ужас.

Кельт и сам содрогнулся, вспомнив высокие, прямые, как стрелы, языки колдовского пламени, извивающиеся над степью по велению Авшара.

Холодный и сдержанный, как подобает кочевнику, Ариг скрывал любые добрые чувства под маской равнодушия. И если хоть какие-то эмоции и позволяли себе прорваться наружу, Ариг неизменно добавлял: «Проклятие, это Видесс сделал меня мягким, словно каша».

Но сейчас сын кагана только прикусил губу и признал:

— Я забыл об этом.

Но вот все шатры свернуты и навьючены на лошадей. Все — за исключением того, где обитали Ланкин Скилицез и Пикридий Гуделин — послы Туризина. Скилицез давно уже был на ногах. Сейчас рослый имперский офицер с мрачноватой насмешкой наблюдал за своим спящим товарищем по путешествию. Всунув голову в шатер, Скилицез проревел ужасным голосом:

— Соня! Подъем! Ты что, собрался провести весь день под одеялом?

Гуделин неловко вскочил, напялил тунику задом наперед, а пояс застегнул кое-как. Потирая сонные глаза, чиновник нахмурился. Его появление было встречено развеселыми воплями.

— Ну ладно, ладно. Я здесь, — сердито проговорил он. Гуделин и Скилицез цапались, как кошка с собакой, всю дорогу. — Что, не нашлось других способов меня разбудить?

— Нет, — лаконично ответил Скилицез. Офицер был большой редкостью — немногословным видессианином.

Ворча, Гуделин принялся сворачивать шатер. Он делал это так медленно и неловко, что Скилицез, демонстративно хмыкнув, все-таки пришел ему на помощь.

— Неуклюжий олух, — проговорил он почти дружелюбно, свернув шатер и приторочив его к седлу.

— Кто неуклюжий олух? Я? — Гуделин выпрямился во весь рост, что, впрочем, не произвело на Скилицеза должного впечатления. — Я не создан для полевой жизни, но это не повод для насмешек. — Поймав взгляд Горгида, чиновник добавил: — У этих вояк чересчур узкий взгляд на вопрос о том, что в жизни важно, а что второстепенно. Не так ли?

— Несомненно, — ответил грек, садясь в седло. На его лице показалась едва заметная улыбка, а голос прозвучал чуть-чуть самодовольно. Самую малость; но достаточно, чтобы Гуделнн обиделся и скорчил одну из наиболее выразительных своих гримас.

Здесь, в бескрайней степи, Гуделин — несравненный мастер дворцовой интриги — и впрямь чувствовал себя не в своей тарелке.

Несколько секунд Гуделин тщетно пытался пригладить и заострить клинышек своей бородки, но затем сдался. Взобравшись на коня, бюрократ похлопал себя по брюшку — все еще толстому, даже после целого года, проведенного в путешествии.

— Кстати, я не опоздал к завтраку? — осведомился он.

Скилицез закатил глаза к небу. Виридовикс протянул Гуделину кусок мяса. Чиновник глянул саркастически:

— Что это за… э-э… деликатес?

— Всего лишь полужареное мышиное мясо, — отозвался кельт, ухмыльнувшись. — Прошу прощения. Последнюю колбаску я уже сожрал.

Гуделин стал бледно-зеленым.

— Не знаю, по какой это причине я вдруг потерял аппетит? Должно быть, что-то с погодой… Хотя, безусловно, прими, мой друг, сердечную благодарность за твою несравненную щедрость.

Гуделин вернул мышь Виридовиксу.

— В таком случае — вперед! — Скилицез подхлестнул Гуделина этими словами, как кнутом. Но когда Гуделин тронул поводья, офицер доверительно признался Горгиду: — У меня тоже припасы закончились. Нам бы сделать остановку и поохотиться.

Грек наклонил голову в знак согласия.

— Кочевники иной раз питаются кровью лошадей, — сказал Горгид.

Он не думал, что эти слова будут приняты всерьез. Самая мысль о подобном казалась греку отвратительной. Однако Скилицез ответил просто:

— Так поступают, когда положение безвыходное. Лошади утомляются и болеют.

Армия Аргуна продвигалась на юго-восток. Лохматые степные лошадки — не слишком приглядные на вид, но выносливые и крепкие, как железо, — оставляли позади одну сотню миль за другой.

Горгид благословлял влажную землю и густую весеннюю траву. Через месяц-другой конники начнут поднимать густое удушающее облако пыли.

На западе серебряным зеркалом сверкало море Миласа. А степь оставалась все тем же унылым морем травы, по которой перекатывались волны. Необъятные степные пространства тянулись от границ Видесса далеко на запад — дальше, чем могло охватить человеческое воображение. Этот ландшафт казался Горгиду скучным и монотонным. Врач вырос среди бесконечного разнообразия природы материковой Греции — горы и долины, солнечное море, темные под густыми кронами деревьев плоскогорья… И любую из долин можно было пройти за полдня.

Виридовиксу же степные просторы казались не столько скучными, сколько угнетающими. Леса его родной Галлии давали чувство защищенности. Мир кельта был уютным, закрытым. Степи заставляли человека чувствовать себя незначительным, крошечным — насекомое, ползущее по плоскому подносу.

Виридовикс ехал, окруженный кочевниками, — другие люди кое-как прикрывали кельта от пугающей обнаженной бесконечности. То и дело кельт всматривался в южный горизонт в надежде увидеть Эрзерум — пики, отделяющие Пардрайю от Йезда.