Елена Хаецкая - Возвращение в Ахен

Не оборачиваясь к обступившей их толпе, Асантао негромко позвала:

— Аэйт, подойди ко мне.

Юноша отдал свой факел Меле и послушно шагнул к колдунье. Мела проводил его тревожным взглядом. Не слишком ли часто Асантао просит младшего брата помогать ей? Не хочет ли она забрать его и сделать своим преемником? Вспомнив о последней выходке Аэйта — разрыв-траве — Мела покачал головой. Об этом лучше вообще не думать.

Аэйт остановился перед колдуньей, доверчиво глядя на нее. Сейчас Асантао была величава и неприступна — настоящая владычица, которой некогда разглядывать лица своих подданных.

— Сними с него сапоги, — велела она.

Аэйт спокойно сел на корточки и начал стаскивать с пленного сапоги из мягкой кожи, стараясь не извозиться в глине. Пленный моргал и тяжело дышал — ему было больно. В одном сапоге противно хлюпала кровь.

— Как же ты шел? — невольно спросил Аэйт, увидев, что мизинец на левой ноге пленника раздроблен — видимо, камнем.

Пленный грубо выругался и ударил Аэйта ногой. Раздосадованный, Аэйт вытер с лица грязь и бросил сапоги в траву.

— Что-нибудь еще, варахнунт Асантао? — спросил он, поднимаясь.

На мгновение теплые глаза колдуньи замерли на нем, и Аэйт подумал, что не знает никого прекраснее Асантао.

— Поставь его на золу, — сказала она очень мягко.

Фарзой помог мальчишке поднять пленника на ноги — тот яростно отбивался. Силой они заволокли его на кострище и поставили босиком на соль. Соль разъедала рану на ступне, и зумпф кривил лицо и сильно вздрагивал всем телом, но молчал. Асантао безжалостно заставила его выстоять так довольно долго, покуда она, озаренная красноватым светом факелов, читала свое заклинание. В тишине трещал огонь и звенели серебряные подвески.

Затаив дыхание, Синяка смотрел на белую фигуру колдуньи, по которой пробегали тени, и картина казалась ему жутковатой. То, что она делала, было ему непонятно, но он ощущал перемены, вызванные в мире серебряным перезвоном и ее словами.

Сначала на болотах, далеко-далеко, зародился ветер. Ему ответили листья и трава. Описывая большие круги вокруг поселка морастов, ветер двинулся вперед, становясь все стремительнее и приближаясь с каждым новым витком. Асантао выкликала его по имени, льстила ему, называла ласковыми прозвищами.

Примерно через десять минут после того, как зарождение ветра почувствовал Синяка, тревога охватила и остальных. Один за другим люди начинали вслушиваться. Какая-то разбуженная чарами сила сплетала их судьбы, связывая в единое целое, она отнимала у каждого право быть только собой и создавала одну-единственную личность, состоящую из сотен «я». И эта личность хотела ЗНАТЬ.

Асантао читала нараспев старинные стихи, закрыв глаза и покачивая головой. Подвески, свисавшие с ее головной повязки, ложились то на одну, то на другую щеку. Дул ветер, и мир становился больше.

И вот ветер ворвался в долину. Все уже, все теснее вился он вокруг погасшего костра, сжимая кольцо. Взметнулись огни факелов, взлетели белые волосы. Асантао стояла, вскинув руки, и ее била крупная дрожь. Голос колдуньи звенел и срывался. Ветер приближался. Пленный замер, широко раскрыв глаза.

Прервав заклинание на полуслове, Асантао закричала ему:

— Зови своего вождя! Я хочу слышать!

Он ошеломленно смотрел на нее и молчал. Асантао сорвала с себя тяжелый пояс, украшенный медными бляхами, и изо всех сил хлестнула его по лицу.

— Зови! — хрипло крикнула она.

И он закричал:

— Гатал, вождь! Я говорю с тобой из плена перед смертью! Ты слышишь мой голос? Гатал!

Ветер обвился вокруг костра бешеным смерчем. Взлетела зола, соль, ветки. Вспыхнуло пламя, тлевшее в головешках. На секунду ничего не стало видно. Потом ветер отступил, круги стали шире, медленнее — он уходил из долины, унося голос пленника. Асантао пошатнулась и поднесла руки ко лбу.

— Их много, — прошептала она вождю, который подхватил ее на руки и склонился над ней. — Их вождь очень силен, я слышу его ярость… Он хочет… Он говорит, что соль поделить нельзя, а удача морастов не нужна ему. Поэтому он и сжег нашу святыню. Он захватит соляное озеро, Фарзой…

Потеряв самообладание, пленный катался по траве, завывая от боли. Аэйт пристально посмотрел на Асантао, а потом подошел к пленнику и, перевернув его лицом вниз, придавил его спину коленом и принялся развязывать веревки. Отвернув голову в сторону, пленный хрипло дышал. Из угла его рта стекала розовая слюна. Когда Аэйт отпустил его, он поднялся на четвереньки, потом сел. Рот у него был черный от земли. Не глядя ни на кого, он схватил обеими руками свою кровоточащую ступню, скорчился и принялся слизывать с раны соль, время от времени сплевывая в траву.

Аэйт сел рядом и задумался. Кто-то коснулся его волос. Подняв голову, он увидел усталую улыбку Асантао. Белой тенью она высилась над ним, глаза темнели на осунувшемся лице.

— Жалеешь врагов? — тихонько сказала она. — Это хорошо…

Аэйт встал и наклонил голову.

— Что с ним будет, Асантао?

— Ты упрямый, — сказала ясновидящая. — Пусть идет, куда хочет. Ему недолго жить.

Пленный сильно вздрогнул и посмотрел на колдунью с нескрываемой ненавистью. Аэйт невольно поежился.

Асантао сказала:

— Пусть уходит.

Ноздри Фрат дрогнули. Она метнула взгляд на вождя, который тут же тронул колдунью за руку. Но Асантао не дала ему возражать.

— Пусть уходит, — повторила она чуть громче. — От него для нас не будет вреда. Я не хочу, чтобы мы запятнали себя его кровью. Пускай это сделают другие.

Пленный замер.

— Я могу идти? — переспросил он.

Вместо ответа Асантао посторонилась. Хромая и приволакивая левую ногу, он потащился прочь и вскоре исчез в темноте.

— Фрат, подойди ко мне, — сказала Асантао. — Я хочу посмотреть твое колено.

Девушка повиновалась. Звеня серебром подвесок, колдунья повела ее в свой дом, крепко держа за руку повыше локтя. Из темноты до Синяки донесся тихий ровный голос Асантао:

— Не грусти, Фрат. Ты красива и отважна.

Голос Фрат прерывался от обиды:

— Зачем ты отпустила его?

— Он идет навстречу своей смерти. Их вождь Гатал зарежет его во славу кровавого бога Арея… Почему ты плачешь, Фрат?..

Фарзой отправил десять человек к сожженной святыне союза воинов возле соляного озера, чтобы они подобрали убитых. Мела взял свою тень с собой. Братья давно стали чем-то вроде одного человека. И поэтому когда Фарзой, отбирая воинов для этого похода, сказал: «Мела», никому не пришло в голову усомниться, что он имел в виду обоих. Фрат осталась дома вместе с другими женщинами.

Они вышли рано утром, тихо и незаметно. Синяка и не узнал бы об этом, если бы не великан, бдительно следивший за всеми передвижениями в деревне с целью неусыпной охраны господина и повелителя.