Марина Дяченко - Казнь

– Творческая командировка, – сказал она уже тверже. – Я писатель…

Следователь кисло поморщился:

– Я знаю… Кажется, даже что-то читал… да, интересно, впечатляет… И все же: где вы были? Кто вас там видел? Не сохранились ли у вас билеты, к примеру, на поезд? Визитки из гостиниц?

– А в чем дело? – тупо повторила Ирена.

Следователь вздохнул:

– Дело в том, что наш отдел ведет дело о серийном убийце. Дело в том, что в районе за последние два месяца убиты трое детей – по всей видимости, одним человеком… По всей видимости, не из корыстных побуждений. И, вероятно, убийца – женщина.

– При чем тут я? – спросила Ирена после паузы.

Следователь посмотрел совсем уж мрачно. И положил перед ней на стол протокол, как выяснилось, обыска – обыска в ее доме.

В ее смоделированном Анджеем доме.

В подвале – топор со следами крови.

В камине – остатки сгоревшей одежды…

В мусорной яме – тоже одежда, с пятнами крови.

В машине – курточка, принадлежавшая мальчику, который был убит три дня назад… И его же правый ботинок.

Машина – это вообще особый случай. Кроме глины, налипшей на колеса, кроме пятен крови в багажнике – еще и характерная вмятина, причем потерянные в столкновении частички эмали остались на месте преступления…

Ирена молчала.

– Госпожа Хмель, вы понимаете всю серьезность… всю доказательность обвинений?..

– У меня алиби, – сказал Ирена и поразилась, до чего удачно вспомнилось нужное слово. – Меня здесь не было… десять месяцев.

– ГДЕ вы были? КТО может подтвердить ваше алиби?

Ирена молчала.

– Соседи видели вас… Три дня назад вас видел соседский мальчик. Стоит ли отрицать?

Он смотрел на нее, болезненно морщась, и Ирена тоже посмотрела на себя его глазами и ужаснулась: а ведь он верит во всю эту муть… Перед ним сидит исчадие ада, женщина, хладнокровно убившая троих детей…

Ирена невольно поежилась. Взгляд следователя присосался плотнее:

– Вы разговаривали вчера с соседским ребенком? С Валентином Ельником, десяти лет?

– Да, – сказала она механически.

– Вы зазывали его в дом? Попить чаю?

Ирена молчала. Теперь она вообще перестала что-либо понимать; под сосущим взглядом ее мысли, традиционно неторопливые, перестали двигаться вообще. Оцепенели.

– …Госпожа Хмель, вам лучше сознаться сразу. Для пользы дела, для меня и для вас.

– Я невиновна, – сказала она шепотом.

– Вы можете объяснить, где были три дня назад? Месяц назад? Полгода?

Ирена молчала.

Еще вчера… Нет, еще три часа – три ВНЕШНИХ часа назад – она вышла из дома… Их настоящего своего дома… Заперла ворота… Ее провожал Сэнсей – нормальный, строгий волкодав, без колтунов на брюхе и без замашек развеселого пуделя…

Какой черт тянул ее? ЗАЧЕМ она впуталась в…

Мысли еще немного поскрипели и остановились – будто ржавая карусель.

– Госпожа Хмель, ваше молчание не поможет – скорее усложнит… Повторю вопрос: где вы были на протяжении десяти месяцев и кто может подтвердить, что вы действительно там были?

– Я невиновна, – сказала Ирена, и голос ее дрогнул. Следователь подался вперед – вероятно, на своем веку он часто и помногу слыхал эту фразу, и теперь ловил в глазах подследственной приметы беззастенчивого вранья:

– А как вы объясните все эти находки – в вашем доме и в вашей машине?

– Я невиновна… Кто-то другой.

– Кто-то другой жил в вашем доме и пользовался машиной?

– Да…

– Вы понимаете, что это звучит неубедительно?

Она понимала.

Она разглядывала собственные ладони, но перед глазами у нее стояли две вешки на холме – два прутика, вроде как самодельные футбольные ворота…

Интересно, если корова пройдет – господин Петер с экспертами получит в лаборатории корову? Нет… Канал работает только на нее, на Ирену, именно так устроил этот мир господин моделятор – вольно или невольно…

– Я невиновна, – сказала она, не поднимая глаз. – Мое алиби… может подтвердить господин Анджей Кромар.

Она воспользовалась правом на телефонный звонок. Единственный.

И набрала номер Анджея.

Длинные гудки. Пять, десять, пятнадцать…

– Еще один, я не дозвонилась! – в отчаянии сообщила она следователю.

Тот нахмурился:

– Пробуйте… в течение минуты.

Она смотрела на телефон, перебирая в уме все известные ей номера; время уходило.

Она набрала номер долговязого профессора восточной литературы; занято. Короткие гудки…

Что за трагический балаган…

Она набрала телефон Карательницы – и почему-то сразу успокоилась. Происходящее внутри модели – не более чем игра, в реальной жизни она ни за что не додумалась бы до столь оригинального хода…

– Это госпожа Хмель, – сообщила она в ответ на равнодушное «Алло». – Я звоню из полиции… меня подозревают в том, что я маньячка. Не могли бы вы объяснить этим людям, что я…

Она запнулась. И молчала секунд десять – пока Карательница без единого слова не положила трубку на рычаг.

По счастью, в камере она была одна. И ей хватило времени для раздумий; она лежала на жесткой койке, натянув до подбородка серое казенное одеяло.

Анджей смоделировал все это… с целью, которая известна самому Анджею. Еще, возможно, господину Петеру, но Ирене почему-то слабо в это верилось. Анджей смоделировал… вот что означала открытка: «Ну, я пошел… Привет». Одна открытка – та, которую Ирена обнаружила в своем почтовом ящике. Другая…

Тоже открыточка. Напоминание.

«Внутрь модели ведет один лишь канал. По иронии ли судьбы… или по странному умыслу господина Анджея… или еще по какой причине – но это ВАШ канал, Ирена. Никого, кроме вас, модель не впустит…»

Хорошо. Анджей оставил эту лазейку, зная, вероятно, что в критической ситуации господину Петеру ничего другого не останется, как запихнуть туда ничего не подозревающую Ирену… В то время как выход из ее персонального канала ведет прямиком в мышеловку. Дом, начиненный уликами, мир, начиненный правосудием… Это что, маленькая месть?!

Ирена села на койке.

Их с Анджеем расставание выглядело прилично и скромно. Без скандалов и без громких сцен; все, что говорится в таких случаях, было давно сказано. Она сама, первая, подала на развод; она понемногу освобождалась от ороговевших частичек бывшей любви – почти безболезненно, обычная гигиеническая процедура…

Что до Анджея, то он был увлечен очередной идеей и, кажется, не сразу заметил, что жены рядом больше нет.

Впрочем, через месяц он явился к ней без спросу – напряженный и злой. Сунул ей в руки букет шипастых роз, повернулся и ушел, бросив через плечо, как проклятие: «Я буду тебя помнить»…