Мария Семeнова - Викинги

— Сван Рыжий? Стало быть, ты про него не всё рассказал? Ну, смотри, пастушонок. Я поучу тебя драться.

Он ударил без предупреждения, в живот, снизу вверх, наверняка. Арни перехватил его руку. Нож Хаваля прочертил по его груди, но глубоко не вошёл. Хаваль никак не ждал от пастуха подобной сноровки. Он успел испытать безмерное удивление, когда нестерпимая боль разорвалась в левом боку, а каменистое дно оврага само собою поднялось дыбом, ударило его по спине…

Обратно к пещере Арни принёс Свасуда на руках. Дождь не прекращался; нечего было и думать набрать сухих дров, чтобы хватило на погребальный костёр. Арни осторожно опустил Свасуда на камни. В пещере была лопата.

В пещере сидела Турид.

При виде Арни она ахнула, прижала руки к щекам. Он и действительно мог перепугать хоть кого. Но Турид вскочила ему навстречу:

— Кто тебя ранил?.. Арни вдруг заорал на нее:

— Убирайся отсюда!..

Турид съёжилась, но почему-то не побежала. Тогда Арни схватил её за руку и выдернул из пещеры под дождь:

— Я тебе сказал, убирайся!.. Но она уже увидела Свасуда. Склонилась над ним. Стала гладить мокрую свалявшуюся шерсть:

— Ласковый…

Надо было бы ударить её. Но ярость неожиданно погасла. Арни сел рядом. Дождь стекал по его лицу и груди, смывая сочившуюся кровь. Становилось холодно.

— Я хлеба принесла, — сказала Турид тихо. Арни кивнул.

— Хаваль лежит внизу в овраге, — проговорил он негромко. — Я завалил его камнями. Скажешь дома, чтобы его не искали.

Он помолчал и добавил:

— Не приходи сюда больше.

Турид поднялась и молча пошла прочь, касаясь руками камней. Арни проводил её взглядом. Потом принёс из пещеры лопату.

РАССКАЗ ТРЕТИЙ

Стрелок из лука

1

В ту весну на береговые скалы навалилась ледяная гора. Целое лето она постепенно таяла на солнце, и в море со звоном бежали прозрачные ручейки. Северный великан умирал медленно и неохотно. Когда дыхание осени позолотило на берегу лиственные деревья, ледяные зубцы возвышались над шхерами по-прежнему величаво и грозно.

Айсберг сидел в проливе между двумя островами, и его хорошо было видно со скал Арнарбрекки, с верхних лугов. Арни нравилось смотреть, как ледяные утёсы день ото дня меняли свой облик, превращаясь в потоки воды. Сияя на солнце, вдали возникало то человеческое лицо, то силуэт корабля. Если бы гора не таяла, а росла, Арни, пожалуй, нравилось бы ещё больше.

В прошлом году его хозяин, Фридлейв Богатей, купил несколько новых рабов. Один, по имени Хаваль, вскоре сбежал. Как узнали потом, беглец подался в горы, туда, где пас коров Арни Ингуннарсон. И чего эти двое не поделили на широких зелёных лугах, узнать людям так и не удалось. Только то, что Хаваль убил собаку, помогавшую Арни, и пастух отомстил за нее, как за человека. У Хаваля не было родственников, способных затеять тяжбу, и на том кончилось дело.

Свара двоих рабов, не стоившая долгого разговора. Ещё к Арни на сетер бегала девчонка Турид. Люди видели, она таскала ему хлеб. Когда пастух возвратился со стадом домой, его шутки ради спросили, скоро ли свадебный пир. Арни огрызнулся в ответ.

Что же до хозяина, Фридлейв сначала хотел наказать пастуха, потом передумал. От беглеца Хаваля при жизни толку было немного, да и стоил он дёшево.

2

С тех пор прошли три полугодия: одна зима и два лета.

Кончалось его седьмое лето на верхних лугах… и шестнадцатое в жизни.

Назавтра предстояло гнать стадо домой. Ещё одна ночь в пещере, возле костра, — и потом вниз. Скоро праздник Зимних Ночей, которым благодарят Богов за урожай и приплод.

Арни заранее связал свою котомку. И бродил напоследок по знакомому пастбищу, прощаясь с ним до новой весны. Между скалами рдели, как факелы, тронутые заморозком кусты. Осень в горах всегда наступает раньше, чем внизу.

Арни ходил один. Похоронив Свасуда, он так больше и не завёл себе новой собаки. Ему предлагали славных щенят и говорили, что пастух без собаки — не пастух. Это была правда, Арни соглашался. И продолжал управляться один.

Арни любил своё пастбище. И чёрную Арнарбрекку с её хмурыми скалами, стремительно уносившимися вниз. Весной на этих откосах так и кипела хлопотливая, шумная жизнь, но теперь птиц почти не было, все разлетелись. Орлиная Круча молча возвышалась над морем, и оттого море казалось торжественно притихшим в ожидании шторма.

Осень есть осень: будет и шторм.

Арни подошёл к самому краю, и камешки потекли из-под ног, звонко отскакивая от уступов. Холодный ветер веял под пасмурным небом. Он не мог раскачать сильной волны, но вокруг островов кипели белые ожерелья. Осень щедро раскрасила шхеры, и Арни не сразу заметил корабли. Но когда заметил — больше не отводил от них глаз.

Два словно бы игрушечных судёнышка неспешно ползли по ветру… Паруса были полосатые, красные с белым. Арни знал: такие паруса сшивают из множества полотнищ и для крепости ещё простёгивают тонким канатом. Не всякому шквалу под силу их разорвать.

Грозные паруса боевых кораблей…

День понемногу клонился к вечеру, и Арни видел, как корабли подобрались к острову и спрятались среди скал. Викинги не хотели на ночь глядя соваться в проливы и устраивались на ночлег. Это выглядело разумным.

Остров был тот самый, на котором люди Свана Рыжего разводили для своего вождя сигнальный костёр.

Мудрено ли, что Арни всю ночь крутился с боку на бок и думал о викингах! Но под утро его всё-таки сморило, и привиделась мать.

Светловолосая красавица вошла в пещеру и села возле огня, и Арни знал, что её звали Ингунн. Он очень плохо помнил свою мать, поэтому ему нравилось думать, что она была красавицей. Ингунн молча смотрела на него и только всё кивала головой, словно одобряла какое-то решение, которого он ещё толком не принял. Арни проснулся и пожалел, что опять не удалось с нею поговорить. Своя правда в этом была. Если он кое-как представлял её внешне, голос не задержался в его памяти вовсе. Слишком рано она умерла. Даже не успела рассказать ему об отце. А теперь не хотела говорить и во сне.

Арни был на неё за это немного сердит.

Его отцом долго считали Хёрда рыбака, утонувшего во время лова трески. Люди говорили, Хёрд был таким же молчаливым и имел похожую родинку на плече. Арни предпочитал зваться Ингуннарсоном. Скверный нрав имел Хёрд и вдобавок был трусоват. Когда Арни думал об отце, он неизменно вспоминал Свана. Вот чьим сыном он назвался бы с радостью. Хоть приёмным. А если не суждено, так и Хёрд здесь ни при чём.

Может, к Арни, как некогда к безродному Оттару, явится верхом на вепре ласковая Богиня Фрейя. Разбудит под землей вещую великаншу и заставит рассказать ему о родне. Нет, навряд ли. Когда-то Боги и впрямь жили среди людей, но те дни давно миновали. И притом Отгар действительно был из хорошего рода, но только никто об этом не ведал. Арни родился рабом и сыном рабыни. Светлой Фрейе не о чем было бы ему рассказать.