Тени Огнедола. Том 4 - Эри Крэйн
— Ну, его нельзя винить за то, что он предпочел проводить операции в Срединном госпитале, а не пировать вместе со всеми в столице, — женскому голосу вторил мужской, и в его интонациях слышался хмель. — Между прочим, Срединный госпи…
Комок Светоча вновь надавил на кнопку, прерывая опротивевшие Нефре голоса.
— Целый день! Они несут эту чушь целый день, — он высвободил руку из хватки помрачневшей Нерин и отошел от нее подальше, будто его злость могла причинить ей физический вред. — Каждый раз, из года в год, они повторяют этот бред. Да во всем Огнедоле не найти человека, который еще не выучил бы это наизусть.
— Нефра, ты же знаешь, это был единственный способ позволить тебе жить среди нас не скрываясь.
— Но это ложь!
Нефра ткнул пальцем в сторону радиоприемника, и Нерин болезненно нахмурилась, словно ждала, что за этим жестом последует сверкание Светоча и треск разбитого на части прибора. Светоч был уже не тот, что прежде, и не позволял плести атакующие кружева. Но даже имея в своем распоряжении одни только защитные Нефра мог учинить беспорядок. Однако друид, как бы ни был зол, не собирался ничего крушить.
Нефра не мог понять, что именно его злит: то, что на него повесили истребление собственного вида и выдали это за величайшую заслугу, или то, что о том, кто действительно спас эту проклятую землю, не было сказано ни слова. О нем не говорили, ему не воздавали почести, пусть даже и посмертно. О нем вообще никто не знал, кроме нескольких человек. Зато о друиде, о Нефре, не судачили разве что вшивые собаки. Хотя иногда ему казалось, что даже они, пробегая мимо, перебрехивались о том, что он якобы сделал.
Возможно, его злило, что будучи преданным человеком, которому доверился, он в итоге понял, почему тот так сделал. И, что хуже всего, обвиняя людей во лжи, сейчас сам поступал таким же образом.
Раньше все было проще — раньше, когда Светоч указывал ему путь, направлял его, нашептывал на ухо. Но сейчас… сейчас Нефре приходилось принимать решения самостоятельно. И от мысли, что в какой-то момент он может совершить — если уже не совершил — непоправимое, его злость разгоралась пуще прежнего.
— Вы, люди, всегда добиваетесь всего ложью. Улыбаетесь в лицо, а затем бьете в спину.
Слова вырвались и заталкивать их обратно было поздно.
Нерин поджала нижнюю губу, а в ее глазах появился пугающий блеск. Его оказалось более, чем достаточно, чтобы Нефра отрезвел и осознал, как гадко поступил. Ведь он не просто обвинял каких-то абстрактных людей во лжи и предательстве. Слова, брошенные в лицо Нерин, прозвучали так, будто все произошедшее было ее виной.
— Нерин, прости, я не…, — он и сам не заметил, как перешел на язык друидов. Но Нерин знала его не хуже, чем Нефра — язык Огнедола.
Она не успела ничего сказать, когда он подлетел к ней, упал на колени и склонил голову касаясь ее ног — так, как было принято делать у друидов, когда они хотели выразить высшую степень раскаяния.
— Нефра, не нужно, хватит, вставай скорее.
Этот жест был хорошо известен Нерин, но по-прежнему вызывал у нее такое же смущение, как и в первый раз.
Она взяла Нефру за плечи, попыталась поднять, но шуточное ли дело хрупкой человеческой девушке сдвинуть с места друида?
Однако Нерин уже давно наловчилась разрешать подобные ситуации. Отступив на шаг, она опустилась на пол, взяла лицо друида в руки и прильнула к нему поцелуем.
На этом всякие разногласия можно было считать разрешенными.
* * *
Нефру не переставала восхищать человеческая кожа. У друидов она была идеально гладкой, плотной, забывчивой, тогда как человеческая походила на холст. На нем можно было оставить следы своих прикосновений, и он трепетно хранил их — пару минут, час или даже несколько дней — в зависимости от приложенной силы. Этот факт кружил Нефре голову и по сей день: приходилось следить за собой, чтобы не навредить Нерин.
Глядя на розоватые овалы у ее ключицы, что остались даже спустя, пусть и короткую, но все же ночь сна, Нефра думал о том, что в этот раз был недостаточно бережен. А еще, что должен проследить, чтобы Нерин повязала на шею платок, один из тех, которые он ей подарил.
Нефра упрямо выбирал ткани зеленых тонов, и сейчас в шкафу Нерин всеразличных оттенков зелени было больше, чем в лесу. Она могла бы дарить платки каждой барышне, поступающей на лечение в Срединный госпиталь, и их все равно было бы не счесть. Но Нерин никому не давала свои платки и с завидным постоянством выгуливала их — каждый по очереди, даже когда Нефра и сам перестал их различать.
— Спасибо, — сонно проворковала она, когда друид поставил перед ней тарелку с омлетом и чашку чая.
В те дни, когда Нерин работала в госпитале, она вставала до рассвета, чтобы проверить, все ли в порядке в Центре, и приехать в Срединный еще до первых посетителей. Нефра твердил ей, что сердцевине Светоча не требуется ежедневный присмотр, но девушку было не переубедить.
И каждое утро, рассматривая Нерин, еще толком не проснувшуюся, взлохмаченную, с осовелым взглядом, он едва перебарывал желание сгребсти ее и уволочь обратно в кровать. Или заняться любовью прямо на кухонном столе.
Сколько бы он ни смотрел, сколько бы ни вдыхал пряный человеческий запах, сколько бы ни прикасался, ему было мало. Все потому, что он любил Нерин, любил по-настоящему. Пускай среди друидов такого понятия не существовало.
Представители его вида физически могли испытывать такой же спектр чувств и эмоций, что и люди. Но у них не было в этом необходимости. Светоч связывал их воедино, не оставлял места для трепета перед неизвестностью, не допускал острых, способных привести к саморазрушению чувств. Не было места и для чрезмерной, избирательной привязанности. Разум друида должен был безотчетно повиноваться Светочу, и тот не стерпел бы, если бы другой голос стал важнее, чем его.
«Все принадлежат всем», — так говорил верховный. Так нашептывал Светоч. И друиды следовали их воле, брали тех, кого хотели и когда хотели. Брал и Нефра: не зная чувства ревности или страха перед отказом. Глупо бояться того, что попросту не может произойти.
