Оливер Джонсон - Последняя Утренняя Звезда

Наконец он сообразил в чем дело. Серый свет. Не свет звезды, но намного более сильное свечение, усиливающееся с каждой секундой, наполнившее самое темные углы зала и заставившее вампиров остановиться и неуверенно поглядеть вокруг: даже те, кто скрючились над телами павших солдат Фазада, перестали пить и посмотрели вверх, подняв подбородки с текущей по ним кровью.

— Рассвет, — крикнул сенешаль.

Он оказался прав. Становилось все светлее. Фазад уставился на стеклянный купол над ними.

— Рассвет, — еще громче заорал сенешаль, и как сумасшедший рванулся вперед, все еще стоявшие на ногах солдаты за ним. Вампиры, с красными пятнами на бледных губах, оторванные от кровавого пиршества, оторопело смотрели на них с выражением наполовину сытых хищников, поднимающихся от тела жертвы. Они оказались не в состоянии защитить себя и легли под мечами Галастриан, с ожесточением рубивших их на куски.

Оставшиеся подались назад, из-под огромных шлемов тех, кто не успел их снять, понеслось рычание, похожее на собачье, и они бросились к двери, ведущей на Большую Площадь.

У Фазада появилось несколько мгновений, чтобы опять взглянуть на стеклянный купол. Теперь над ними был уже не рассвет. Свет становился все сильнее и сильнее, как если бы звезда падала прямо на них, превратившись в сверкающую комету, мчащуюся через темноту и оставлявшую за собой пылающий хвост. Все ближе и ближе, пока весь купол над их головами не наполнился расплавленным золотом, таким же ярким, как солнце. От брони немертвых стал подниматься пар, как если бы их плоть испарялась под этим светом.

Отступление превратилось в паническое бегство, каждый сражался с другим за то, чтобы прорваться через узкую дверь наружу, а на Большой Площади густая масса немертвых бросилась к кладбищу, под тень тисов, ко входу в пирамиду. Но на дворе был уже яркий день, и мало кому удалось сделать даже несколько шагов: их пустые доспехи падали на землю, из них вылетали клочья тумана. Галастриане смотрели на них из двери в зал, настолько пораженные таким резким поворотом судьбы, что даже не кричали от радости.

Фазад перешагнул через пустые доспехи, загораживающие дверь и вышел на свежий воздух. Площадь и деревья были залиты оранжевым светом. Звезда, казалось, заполняла небо; она падала, как пылающий факел, искры и гейзеры пламени срывались с нее и били во все стороны. И она падала прямо на него.

Года. Снег завалил все, вплоть до замерзших карнизов, и похоронил под собой деревню. Под снегом вырыли тоннели, связавшие между собой дома. Три месяца никто из жителей не видел ни земли, ни неба; мир сузился до домов внутри и белых стен из снега и льда снаружи. Предки Гарадаса сохранили в памяти много историй о суровых зимах, но такой не было никогда.

Он и Остман вернулись домой буквально только что. Возможно они заблудились, путешествуя через планы, а может быть они боялись вернуться в мир людей. Только после того, как последняя звезда в небе умерла и надежда на рассвет исчезла, они спустились с горы из святилища Светоносицы. Первые люди, увидевшие их, решили, что они призраки, и побежали от них со всех ног. Но Гарадас дошел до своего дома, и, как посторонний, постучал в дверь. Его жена, Идора, только увидев изборожденное морщинами, замерзшее лицо, немедленно закричала их дочке, Имуни, что отец вернулся. Но даже тогда, когда девочка прибежала и с любопытством уставилась на него, Гарадас не открыл рот, чтобы успокоить семью: как если бы он онемел и не мог говорить. Вместо этого он дошел до своего любимого кресла и два дня не сходил с него, просто глядя на огонь в очаге.

То же самое произошло и с Остманом. Постепенно все услышали об их странном возвращении, и родственники тех, кто ушел с ними, начали приходить, чтобы узнать об их подвигах.

Многие проклинали старосту, проклинали за смерти и отсутствие солнца, и вообще за все, что случилось с тех пор, как Светоносица пришла в деревню.

Но остальные прощали его, кладя свои шишковатые ладони на его, пока он не отрываясь глядел на земляной пол дома, слишком пристыженный, чтобы поднять на них глаза: они говорили, что он не должен переживать, солнце вернется, его участие в этом великом приключении станет легендой, и он — настоящий герой.

Но часы шли за часами, свет не возвращался, надежда и запасы уменьшались, еды и топлива становилось все меньше и меньше. Наконец последние поленья закончились, и все выжившие собрались в доме старосты: даже те, кто проклинал его, забыли о своей ненависти ради общества и тепла этих последних дней. Вся мебель — ларцы, стулья, столы, а потом и кровати — была разломана и брошена в огонь, и тем не менее все чувствовали себя так, как будто сердце дома заледенело.

Закутанные во все, что возможно, горцы, еще остававшиеся в живых, тяжело дышали, каждый раз выдыхая клубы пара. Пар поднимался вверх, выходя в круглую дыру в крыше, которая служила камином. Никто не говорил ни слова, потому что слова требуют энергии, а ее ни у кого не было.

Возможно только дочка Гарадаса, Имуни, служанка Светоносицы, еще сохраняла веру, глядя на отверстие в потолке, наполовину затянутое дымом, который сочился обратно в комнату при каждом порыве снежной бури, бушевавшей снаружи.

В комнате было тихо, только надрывно свистел ветер, поэтому все спокойно сидящие и ждавшие смерти вздрогнули, когда девочка неожиданно вскрикнула.

— Что это? — спросил Гарадас, неожиданно выходя из задумчивости, в которую соскользнул несколько дней назад.

Но Имуни уже вскочила на ноги, и он тоже встал, шатаясь, плащ из шерсти яка закрутился вокруг него, как кокон мумии. — Смотри! — крикнула девочка, ткнув пальцем в потолок. Гарадас посмотрел туда и сквозь клубы дыма увидел, что звезда, которая была их единственным светом все эти месяцы, ярко засверкала, вспыхнула, и кометой полетела по небу на восток.

Мир, как сумасшедший, закрутился вокруг Уртреда, когда он поднял Зуб Дракона над головой и исступленно взмолился Ре. Он молился о том, чтобы стать одним из драконов времен богов, каким бог уже делал его четыре раза; чтобы и на этот раз Бог даровал ему крылья и он мог бы полететь через пространство. Ему показалось, что огонь взметнулся вверх, из самых глубин его существа: воздух перед мечом начал крутиться, как воронка вихря: его, Талассу и Бронзового Воина затянуло внутрь. Он опять летел, вслед за сияющий крестом на мече, через сердце солнца.

Уртред открыл глаза. Он был высоко в воздухе, даже выше чем тогда, когда он летал с драконами, окруженный огненной сферой, вместе с Талассой и Талосом. Под ними простирался мир. Кряж Ниассе, Сияющая Равнина слева, озеро Лорн, окруженное зеленым лесом, изгиб горизонта, теряющийся в темноте.