К. Медведевич - Ястреб халифа

Но он, Мухаммад ибн Бакийа, не зря раздавал все эти дни сотни и сотни тысяч дирхемов — ничего, скоро эти деньги вернутся к нему сторицей. Зато теперь аш-Шарийа правят регентша — и вазиры. Регентша из семьи Умейядов — и вазиры из этого же рода. Ай, как хорошо, ай, как прекрасно — родственники же завсегда договорятся, правда? Законники так и назвали новую власть — вазират. Ну а бунт в Нисибине мы подавим. Подавим. Теперь власть — у семьи Умейя. Да. Хорошо они придумали с этим регентством. А законники — ну что законники. Кому-то удалось заткнуть рот подачками. А с остальными они тоже скоро разберутся. Ох разберутся…

Но к делу. Пора избавиться от некоего досадного препятствия на пути к процветанию клана Умейя…

Так что там говорит наша… хм… правительница?..

— Что это, о Абу Кузман?

Айша обращалась к нему вежливо, по кунье, но в голосе зазвучало недовольство.

«Только этого нам не хватало», быстро пронеслось у вазира в голове. «Тебя не за тем за эту занавеску посадили, о женщина, чтобы ты в государственные дела вмешивалась…».

Ну да ладно, вежливость — она ничего не стоит:

— Это, как ты видишь, светлейшая, приказ о взятии под стражу Тарика.

— Почему? Зачем?

— Сумеречник… опасен, моя повелительница, — с искренней печалью вздохнул вазир.

О да. Тарик опасен. Он, Мухаммад ибн Бакийа, знал об этом не понаслышке. Вазир чудом выжил при штурме Исбильи — и очень хорошо запомнил все извивы резьбы на арках в Ястребином дворе. Ему и другим приговоренным пришлось провести там изрядную часть дня — пока мерзкий щенок из рода Аббаса не разродился помилованием…

— Самийа единственный не может изменить нам и предать моего сына, — прозвучал из-за шелка язвительный ответ.

Ведьма явно пришла в себя — как не вовремя.

— Он может попасть в руки наших врагов, о моя повелительница. Нам достоверно известно, что его побратим и ближайший друг, Хасан ибн Ахмад, идет сейчас к столице с тремя тысячами гвардейцев. От них нам не приходится ждать ничего хорошего, о светлейшая…

— Где Исхак ибн Хальдун?

— Увы, мы опоздали, его дворец уже опустел к тому времени, как мы прислали туда наших воинов…

— Ты так и не ответил мне, зачем нам нужно посадить Тарика под замок.

— А если им удастся получить одобрение маджлиса верующих, и законники провозгласят халифом Ибрахима аль-Кадира? В Нисибине собирают учителей веры со всех земель аш-Шарийа, госпожа. Увы, но титул халифа может наследоваться, а может и не перейти к твоему благородному сыну — если, конечно, законники решат, что аш-Шарийа нужен совершеннолетний защитник и предстоятель перед лицом Всевышнего. И, если они так решат, то нерегиль станет нашим худшим врагом — перед ним, о светлейшая, не устоит никто. Вот почему мы покорнейше просим вас обезопасить себя от этого… существа. Его всегда можно выпустить, когда все… успокоится. Нерегиля следует вызвать в столицу и… препроводить в надежное место.

— Он не совершил никакого проступка… — задумчиво протянула Айша, давая свитку безвольно свернуться в трубочку.

— А я и не предлагаю его наказать, о светлейшая. Я лишь предлагаю убрать его на время — как меч в ножны.

За завесой воцарилось молчание.

Мухаммад ибн Бакийа видел, как Айша крутит между пальцами калам, то примериваясь к чернильнице, то отводя его в сторону. Он невольно покосился на ларец черного дерева с большой государственной печатью халифов. Ларец стоял на особом столике, который за вазиром всегда носил младший писарь.

Молчание затягивалось. И ибн Бакийа прибег к последним доводам:

— Госпожа, вы можете думать, что это существо обладает сердцем, но это не так. Он убивает тех, кого прикажет халиф. Если — да не попустит этого Всевышний! — его возьмет на поводок аль-Кадир, он перережет горло вашему сыну, не задумываясь. Вы не забыли, как зимой по его требованию на площадь выводили плачущих детей? Как им рубили головы? Даже палачи не могли сдержать слез! А что рассказывали о его последнем походе в степь? Он приказывал сжигать живьем матерей с младенцами! Связанных пленных расстреливали из луков, а потом поливали сырой нефтью и поджигали! Он называет это «упорядочиванием». Упорядочиванием! Он заставлял отцов смотреть на мучительную казнь детей, братьев — на то, как истязают родичей. Он называет это «принуждением к миру». Если — да не допустит этого Милостивый! — это существо возьмет столицу именем аль-Кадира, как вы думаете, как он принудит к миру и упорядочит Умейядов на этот раз? Так же, как в Исбилье, или еще страшнее? Вспомните судьбу несчастных наложниц Абд-аль-Азиза!

Да что ж такое, неужели она не понимает! Эта тварь будет рвать горло всем, до кого доберется! Аммар ибн Амир выкормил чудище — и горе тому, кто думает, что титул и власть надежно защищают его от нерегиля! В клетку его — вот самая надежная защита! Прочная стальная клетка и ошейник с печатью Дауда — вот залог безопасности для Бени Умейя…

Айша тяжело вздохнула:

— Хорошо, о Абу Кузман. Я готова признать, что твоим голосом говорит разум. Эй, Утба, позови сюда моего сына.

Замотанная в яркий розовый шелк стройная фигурка выскользнула из-за легкой ткани и, покачивая бедрами, направилась к золотым воротам в нижний сад. Вазир усмехнулся, провожая девушку взглядом: воистину, харим покойного Аммара ибн Амира хранил в себе множество не распробованных сокровищ.

— Но учти, о Абу Кузман. Я соглашаюсь лишь с одним условием, — вдруг прозвучало из-за занавески.

Это еще что такое…

— Да, моя госпожа?..

— Никаких зверинцев. Я не позволю унижать его.

— Ох, простите, я говорил лишь метафорически, толпа переврала мои слова…

— Ты понял меня, о Абу Кузман? Никаких клеток, никаких цепей. Наденете на него Ожерелье Сумерек и отведете в Алую башню. Яхья ибн Саид позаботится о том, чтобы закрепить на ошейнике сигилу. Двери комнаты в башне пусть опечатает заранее. Прикосновение сигилы Дауда к коже… мучительно. Возможно, Тарик будет… сердит после того, как на него наденут Ожерелье. Но что бы он ни делал — никаких цепей, никаких решеток! Ты понял меня, вазир?

— Да, моя госпожа.

Ффууухх…

С дальней стороны двора, с того берега пруда донесся стук деревянных створок и счастливый вопль:

— Мама! Мама! А я съел все ягодки!

Мимо стриженых зеленых самшитов вдоль бортика пруда несся маленький золотой метеор:

— Мама! А я выиграл в фияль!

Проскочив мимо вазира и едва не опрокинув столик с ларцом для печати, Фахр ад-Даула ибн Аммар ввинтился в щель между колонной арки и парчовой ширмой и бросился в объятия матери, чуть не повалив Айшу на ковер.