Дэвид Геммел - Троя. Повелитель Серебряного лука

Вновь и вновь новые воины обрушивались на людей, стоящих на лестнице, но те не сдавались. Смерть собирала свою дань.

Как Аргуриос и надеялся, микенцы больше не могли думать объективно. Вместо этого они хотели только одного — убить людей, стоящих перед ними. Это ослепило их и мешало увидеть другие возможности. Аргуриос знал, о чем они думали. Один удар, и крепость будет их. Все, что им нужно было сделать — это убрать несколько человек на лестнице, и победа будет в их руках.

Продвижение микенцев остановилось. Аргуриос и Геликаон крепко сжали щиты и направили смертельные наконечники копий во врага, чтобы закрыть ему проход, словно стена смерти.

Сначала микенцам показалось, что удача на их стороне. Но троянцы остановили их, и бессмысленно они теряли людей. Один за другим погибали сильные воины, их тела оттаскивали назад, чтобы освободить место для других. «Теперь, — понял Аргуриос, — ростки сомнения прорастут в сердцах микенцев». Это не было похоже на обычную битву. Им некуда было отступать, не было лагеря, куда можно было бы вернуться после боя. Они, как и троянцы, оказались здесь в ловушке. Если им не удастся очистить крепость и убить царя до рассвета, то на помощь к Приаму придут другие войска, тысячи людей из фортов на равнинах Скамандр или из бараков в Нижнем городе.

Аргуриос сражался без устали. Теперь он бился не только за свою жизнь и за честь. Он сражался за любовь. Микенец твердо решил, что ничего не помешает его счастью с Лаодикой. Аргуриос представил себе ее лицо, ее милую улыбку. Он не позволит ни одному микенскому воину подняться по этой лестнице.

Копье врага сломалось о его кирасу, разбив еще два бронзовых диска. Аргуриос повернулся направо. Это был неудачный удар, который пришелся по защищенному плечу противника и развернул его. Геликаон ударил стоящего перед собой микенца, сбросил его со ступенек, затем обернулся и вонзил копье в горло противника Аргуриоса. Оба героя подняли свои щиты, чтобы закрыться от других нападавших.

Минуту спустя микенец отбросил Геликаона назад, и тот упал. Аргуриос помешал перерезать горло Счастливчику и ударил щитом по микенцу, оттолкнув его назад. Геликаон поднялся и продолжил бой. Ступени лестницы стали скользкими от крови, но бой не прекращался. С галереи больше не летели стрелы, стоящие там мужчины и женщины с отчаянием наблюдали за сражением.

Царь Приам с мечом в руках смотрел на двоих воинов, от которых зависел исход этого боя. Трудно было поверить, что эти мужчины были из плоти, потому что они сражались как боги, — отважно и без устали. Царь поначалу решил, что битва проиграна, но теперь уже не так был в этом уверен. Теплилась надежда. Приам осмотрелся вокруг себя. На лицах зрителей была написана угрюмая решимость, гордость и благоговейный страх перед тем, чему они стали свидетелями. Впервые за многие годы Приам с гордостью смотрел на своего сына Деифоба, который сражался рядом с Аргуриосом и был готов занять его место на лестнице.

Переведя свой взгляд на микенцев, он увидел, что они не сдаются. Микенские воины не были испуганы или обескуражены. Они терпеливо ждали возможности сразиться с противниками на лестнице, на их лицах была написана решимость и упорство.

Слабая надежда умерла в груди царя. Не имеет значения, какие храбрецы сражаются на лестнице, ничто не сможет заставить отступить этих кровожадных дикарей. Скоро Геликаона или Аргуриоса убьют, и микенцы поднимутся выше по ступеням. «Ну, — подумал он, — я покажу этим дикарям, как умирает царь».

Подняв свой меч, Приам встал на лестницу за спину последних защитников.

Каллиадес сплюнул кровь и приложил к щеке кусок ткани. Копье Аргуриоса скользнуло под его шлемом и царапнуло лицо. Ему повезло. Наконечник прошел в дюйме от его глаза. Аргуриос с позором сбросил Каллиадеса со ступенек, и теперь он стоял в дверях мегарона. Банокл повернул свой высокий щит на спину и подошел к другу.

— По крайней мере, у них больше нет стрел, — сказал Банокл, протягивая Каллиадесу новый кусок ткани. Теперь кровь текла свободно. — Я думал, что он убил тебя, — добавил он.

— Я был чертовски близок к этому, — ответил микенец, сплюнув кровь.

— Он убил Эрутроса. Перерезал горло.

— Я видел.

Каллиадес посмотрел на лестницу.

— Нам нужно отступить, — сказал он. — Забрать лестницы со стен. Тогда мы могли бы ударить по ним с нескольких сторон.

— Они не продержатся долго, — сказал Банокл.

— Это Аргуриос, — возразил Каллиадес. — Он может сражаться всю ночь.

— Хорошо, — ответил Банокл с широкой улыбкой, — когда царь сделает тебя полководцем, я буду носить за тобой лестницу. Но мне придется пригибать голову.

— Мне нужно зашить рану, иначе я умру от потери крови, — проворчал Каллиадес. Двое воинов вместе вошли в мегарон. Там теперь лежало сорок раненых микенцев, о которых заботились их товарищи. Каллиадес снял свой шлем и сел на трон Приама. Банокл тоже снял свой шлем, затем полез в маленький мешочек, висящий у него на поясе, и вытащил изогнутую иголку и нитку. Он попытался вытереть кровь на щеке Каллиадеса тряпкой, но кровотечение было слишком сильным.

— Он сделал с твоим лицом черт знает что, — заметил он. — Хорошо, что ты и так был не очень красивым сукиным сыном.

— Просто зашей рану, — рявкнул Каллиадес.

Откинув голову назад, он сжал зубы от боли, когда его друг сшивал иголкой концы рваной плоти. Пальцы Банокла работали, а кровь продолжала капать. Наконец, кровотечение прекратилось.

— Ты хочешь сразиться с Аргуриосом еще раз? — спросил Банокл, сделав последний стежок.

Каллиадес покачал головой.

— Я уже один раз выполнил свой долг. Я не хочу быть человеком, который убил Аргуриоса. Пусть кто-то другой отправит его в путешествие по темной дороге. Может, теперь он — мой враг, но я расстроюсь, когда этот герой умрет.

— Ну, я вернусь, — сказал Банокл. — Если кто-то не очистит нам дорогу, я никогда не смогу оседлать одну из дочерей Приама.

— Пусть Арес направит твое копье, — пожелал ему Каллиадес.

— Он всегда мне помогает, — ответил его друг, надев свой шлем. Великан поднял копье и направился в центр сражения.

Каллиадес почувствовал, как на него навалилась тяжесть. Все это дело обернулось дерьмом. Аргуриос одурачил их, затащил в удобное для себя место. Коланос повел себя как идиот, потому что не разгадал его стратегию. Они не смогут одолеть Аргуриоса. Ночь медленно подойдет к концу, и к утру против них выступит целый город.

Некоторые из раненых воинов снова взялись за оружие. Другие растянулись, истекая кровью, на полу.