Джордж Мартин - Грёзы Февра

– Я не был уверен, что ты захочешь пойти спасать моих сородичей. Но совершенно точно знал, что ради парохода пойдешь.

– Я бы пошел ради тебя. Мы ведь партнеры, не правда ли? Партнеры?

Джошуа Йорк посмотрел на него печальным взглядом.

– Да, – согласился он.

Марш еще раз взглянул на серую полусгнившую развалину, которая когда-то была его гордостью, его любимым детищем. Он заметил, что на одной из труб какая-то птаха свила себе гнездо. Другие птицы с беспокойством перелетали с «ветки на ветку и громко щебетали, вызывая у Марша раздражение. Свет утреннего солнца, проникающий сквозь ветви возвышающихся над „Грезами Февра“ деревьев, испещрил пароход яркими желтыми полосами, в которых плясали мириады пылинок. Последние тени спешили убраться в чащу подлеска.

– Но почему именно сейчас? – спросил Марш Йорка, нахмурившись. – Если причиной послужили не предполагаемые гонки между «Натчезом» и «Робертом Э. Ли», что тогда? Чем день сегодняшний отличается от предыдущих дней прошедших тринадцати лет? С чего это ты решил сбежать и написать мне письмо?

– Синтия ждет ребенка, – сказал Джошуа. – Моего ребенка.

– Вы кого-нибудь убили вместе? – Эбнер Марш вдруг вспомнил о том, что когда-то рассказывал ему Йорк.

– Нет, впервые за всю историю моего племени оплодотворение произошло не под влиянием совместного утоления красной жажды. Синтия пила мое снадобье на протяжении многих лет. У нее возникла готовность… к сексу без стимула крови и лихорадки. Я ответил на ее готовность. Чувство было таким сильным, Эбнер, таким мощным… как жажда, только совершенно иным и чистым. Жажда жизни, а не смерти. Когда настанет время родов, она умрет, если ваши люди не придут на помощь. Джулиан никогда не пойдет на это. Кроме того, нужно позаботиться и о ребенке. Я не хочу, чтобы он попал под дурное влияние Деймона Джулиана, не хочу, чтобы он попал в его рабство. Я хочу, чтобы это рождение ознаменовало для моей расы начало новой эры. Поэтому я решил действовать.

Проклятый Богом ребенок-вампир, который мог вырасти и превратиться во второго такого Джулиана, думал Эбнер Марш, и ради него он собирается встретиться с Джулианом. Хотя, возможно, младенца ждет иная судьба – вырасти похожим на Джошуа.

– Если ты намерен что-то делать, – заговорил Марш, – какого черта мы с тобой продолжаем стоять здесь и трепаться? – Он указал двустволкой в сторону серой махины полусгнившего парохода.

Джошуа Йорк улыбнулся.

– Извини, что пришлось солгать, – сказал он. – Эбнер, на всем белом свете нет такого второго человека, как ты. Спасибо тебе за все.

– Ладно, оставим любезности, – сказал Марш грубовато. Благодарность Джошуа заставила его смутиться. Он вышел из тени подступивших к кораблю деревьев и шагнул навстречу «Грезам Февра», за которым вздымались огромные заброшенные чаны для изготовления краски индиго, покрытые пурпурными пятнами. С трудом вытаскивая из чавкающей грязи сапоги, капитан приблизился к пароходу и еще раз проверил, заряжено ли ружье. Потом в мелкой стоячей воде нашел доску и, приставив ее к борту «Грез Февра», поднялся на основную палубу. Бесшумный и стремительный, Джошуа Йорк последовал за ним.

Они подошли к раздваивающейся лестнице, ведущей на бойлерную палубу, где располагались каюты первого класса. Там, в гулком сумраке длинного салона, за зашторенными окнами и закрытыми дверьми спали их враги. Марш не спешил идти.

– Хочу сначала посмотреть на мой пароход, – наконец произнес он и, обойдя лестницу, направился в сторону паровых котлов, где располагалось машинное отделение.

Швы на двух котлах разошлись, кое-где ржавчина проела трубы. Паровые машины, коричневые от ржавчины, были словно покрыты бурым инеем. Маршу, чтобы не провалиться сквозь прогнившую палубу, приходилось смотреть под ноги и ступать очень осторожно. Он подошел к топке. В ней лежала застарелая зола, в которой виднелись еще какие-то твердые вкрапления, порой желтоватые, коричневые или черные. Он засунул в топку руку и вытащил кость.

– Кости в топках, палуба насквозь прогнила, на полу все еще валяются невольничьи кандалы. Повсюду ржавчина. Черт! Черт! – Он повернулся к Джошуа. – С меня довольно.

– Я говорил тебе, – сказал Джошуа.

– Мне хотелось посмотреть на него.

Они снова вернулись на солнечный свет полубака. Марш еще раз через плечо обвел грустным взглядом то, что осталось от великолепного красавца его мечты.

– Восемнадцать больших паровых котлов, – хрипло произнес он. – Уайти так любил их мощь.

– Эбнер, пойдем, мы должны сделать то, для чего пришли. Осторожно передвигаясь, они поднялись по широкому трапу. Ступени, покрытые зловонной слизью, были скользкими. Марш слишком тяжело оперся о вырезанный на деревянных перилах желудь, и тот остался у него в руке. Прогулочная палуба тоже была серой, заброшенной и не внушала доверия. Они вошли в главный салон. Глазам Марша предстало три сотни футов разорения и безысходности. Красота уступила место гниению. Ковер прохудился и был покрыт пятнами грибков и плесени. По его поверхности, как раковая опухоль, расползались зеленые проплешины. Расписные когда-то потолочные окна салона кто-то покрыл черной краской. Внутри было темно. На длинной мраморной стойке бара лежал слой пыли. Двери кают были где сорваны с петель, где разбиты. Один из канделябров валялся на полу. Треть зеркал отсутствовала, кое-где вместо них торчали осколки. Уцелевшие почернели и ослепли, местами серебряное их покрытие свисало лентами. Под ногами хрустели осколки стекла.

Когда они вышли на штормовой мостик, Марш, увидев солнце, с облегчением вздохнул. Он еще раз проверил ружье. Над ними возвышалась палубная надстройка. Двери ее кают были закрыты и хранили молчание.

– Он все еще занимает капитанскую каюту? – спросил Марш.

Джошуа кивнул. Они вскарабкались по короткому пролету трапа, ведущего наверх, и направились в сторону каюты.

В тени полога палубной надстройки их поджидал Мрачный Билли Типтон.

Внешне Эбнер Марш никогда бы не узнал его. Мрачный Билли выглядел такой же развалиной, как и пароход. Он всегда был худым и жилистым, а сейчас походил на живой скелет. Из-под землистой, болезненного вида кожи, грозя ее прорвать, выступали острые кости. Голова стала черепом, обтянутым восковой, в оспинах, кожей. Волос почти не осталось, и макушка была покрыта струпьями и свежими мокнущими язвами. Одет Билли был в какие-то черные лохмотья. Ногти на руках достигали четырех дюймов в длину. Только глаза его оставались прежними, льдистого цвета, горящие лихорадочным огнем. Смотрели они, не мигая, стараясь выглядеть страшными и напоминать глаза вампира, Джулиана, например. Мрачный Билли знал об их приходе. Должно быть, он слышал их. Они столкнулись с ним, как только повернули за угол. Он встретил их с ножом в своей меткой, безжалостной руке.