Наталья Болдырева - Ключ

Поев, Ярослав заснул у неё на коленях. Она гладила его по голове. Потом - вынула гребень и принялась расчёсывать его длинные, уже подсыхающие волосы.

Её муж стоял посреди тёмной залы. Она не сразу узнала это место. Раньше сверху падали многочисленные лучи света, и в такой ясный день зала была бы ярко освещена, а иссиня-черный камень переливался бы перламутром, подобный черному жемчугу. Сейчас желтый огонь факелов вызывал из его глубин лишь редкие кровавые искры. Её плечи конвульсивно дернулись, а гребень запутался в волосах сына. Она осторожно вынула его. Принялась пальцами разбирать маленький колтун.

Николай стоял, сцепив руки за спиной. Говорил тихо, спокойно, будто во время шахматной партии с одним из своих чудаковатых друзей.

- Нет. Я ничего не знал, и не догадывался о намерениях своего отца. Мы не останавливались в городах по пути в Мадру, и я думал, это продиктовано желанием избежать лишних волнений. Когда же меньше чем за день пути я увидел зарево над столицей... Я, не раздумывая, бросился в седло и к утру был уже здесь.

- Хорошо ли обращались с вами, брат мой?

Его двоюродный брат. Её родной. Они были похожи как близнецы. Только её муж был старше на добрый десяток лет. Она смотрела, силясь разглядеть в Ллерии того маленького мальчика, которого помнила смутно. Ничего не осталось. Ни ясного, светлого взгляда, ни мягких льняных волос, ни маленьких тонких ручек, которые он, бывало, протягивал к ней. Она не знала его.

- Да, благодарю.

Они замолчали, и молчание вышло неловко. Ллерий смотрел так же внимательно, изучающе, с явным удивлением вглядываясь в собственные черты. В его руках Бронислава увидела вдруг платок. Тот накручивал его на пальцы так, что они краснели сперва, а потом становились белыми. Холодок прошёл у неё меж лопаток.

- Всё это чушь! - сказал Ллерий поднявшись вдруг. Сбежал по ступеням трона, нетерпеливыми движениями руки сгоняя с низенькой скамеечки у подножия какого-то человека, выглядящего не достаточно хорошо, чтобы сидеть в ногах короля, но, очевидно, имеющего на это право. - Прошу, Изот, уступи место принцу. Присаживайтесь, князь. И вы, и я... Мы оба прекрасно знаем, кто виноват в событиях сегодняшней ночи. Я ценю ваше благородство, я просто восхищен... Но это всё пустое, и вовсе не вас желал бы я видеть здесь и сейчас. Не вас, а свою сестрицу. Прошу меня покорнейше простить.

Её муж повёл ладонью, отметая все извинения, и она почувствовала, как захлёстывает, горячей волной поднимаясь от сердца, ярость. Опустив взгляд, она увидела, что маленький узелок в волосах сына давно уже распутан, и она пальцами перебирает шелковые пряди. Она снова взялась за гребень.

Николай подошел к скамеечке, но не спешил сесть, поскольку Ллерий принялся нервно вышагивать, то поднимаясь по ступеням к трону, то спускаясь вниз.

- Сегодня утром, в личной беседе Марк, главнокомандующий моей армии, сказал, что мир с этого дня изменится, и уже ничто не сможет вернуть его в прежнее русло. - Высокий воин в форме простого гвардейца, выглядящий точно так, как и тридцать с лишним лет назад, щелкнув каблуками, склонил голову. Она смотрела на него, не веря. Какую-то долю секунды. Потому что Николай тут же отвёл взгляд. - Увы, я вынужден с ним согласиться. Но! - Подняв палец, Ллерий подошел так близко, она глядела ему прямо в глаза. - За одним только "но"... Кто будет стоять во главе этих изменений? Сможет управлять ими? Неужели вы не чувствуете в себе достаточно сил? Подумайте, что можем мы, объединившись. Два смелых, благородных человека?

Она захохотала. Моряк, ловивший у берега рыбу, поднял голову.

- Два смелых, благородных человека? - кричала она, захлёбываясь от смеха. - Трусы! Оба трусы! Благородные трусы!

Гребень в её руках мелькал всё быстрей. Она смеялась, глядя, как покачнулся вдруг Николай. Как потянулись к виску пальцы. Он застонал, и в её ушах стон прозвучал музыкой. Ллерий подскочил к нему - слишком расторопный, слишком предупредительный для короля. Похожий в этом на своего дядю - Ссарома четвертого - вечно оглядывающегося, не заденет ли он кого своими решениями? Слабы, слабы и ни на что не годны люди, выросшие в постоянном страхе за свою жизнь. Орланд не боялся. И умер не дрогнув. Она сама, сама держала его за руку по пути на эшафот, на его ступенях и там, у плахи, под топором палача, пока ладонь не дернулась, сжавшись, сотрясаемая последними конвульсиями обезглавленного тела. Потом палач долго разжимал его успевшие закоченеть пальцы, а она сидела, на мокрой от крови соломе, силясь унять дрожь, не сорваться, заревев в голос. Она сберегла честь брата. Все эти годы она берегла его честь. И если когда-то её колотило - то только от ярости. От ярости, сдерживать которую с каждым годом становилось всё трудней и трудней. Вот и сейчас её била крупная дрожь. Зубы стучали друг о дружку. Взгляд Николая туманился, она убивала его своим гневом. Хлопая по щекам, склонился над ним Изот. Ллерий стоял, заглядывая испуганно через плечо, а Марк положил ладонь на лоб. Точно так же, как сделал это когда-то давно, в ночь после казни, когда она металась на постели, не в силах уснуть.

- Опомнись, Бронислава. - Услышала она его голос. Прямо тут. У себя в голове. - Ты убиваешь собственного сына. Разве ты хочешь стать похожей на свою мать?

Она отшатнулась в ужасе. Открыла глаза.

Матрос тряс её за плечи, так, что зубы стучали друг о дружку. Кричал, чуть не плача:

- Что вы делаете?! Моя госпожа! Что вы делаете?!

Когда взгляд её опустился к коленям, она увидела, что волосы на голове её сына стали дыбом, наэлектризовавшись, а из носа его сплошным потоком хлещет кровь.

Закричав, она отбросила гребень, припала губами ко лбу своего мальчика.

Николай кашлял, захлёбываясь, никак не удавалось остановить хлещущую носом кровь, но ему уже стало лучше.

- Лежите, лежите, - приговаривал примчавшийся на зов королевский лекарь, и, взявшись двумя пальцами за кисть, считал удары пульса.

Впрочем, князь Николай и не пытался встать. Лежал, запрокинув голову, повторяя как в бреду: "Мой сын! Мой сын!".

- Это ужасно, ужасно... - Ллерий смотрел на залитую кровью манишку принца, и судорога пробегала по его плечам. Ллерий и Николай. Они были очень похожи внешне, и Воин гадал, что именно представляет себе король, глядя на истекающего кровью брата.

"Вадимир обречен", понял Марк. Кивнул стоявшим поодаль гвардейцам, приказывая привести страта.

Подмастерья королевского лекаря тем временем раскладывали мягкие носилки. "Должно быть, у него кружится голова", думал Марк, глядя, как стонет князь Николай. Наконец его понесли прочь из тронной залы. Изот суетился рядом - князю стало легче после того, как личный секретарь Его Величества отхлестал его по щекам. Это же внушало теперь Изоту смутные опасения. Он никогда еще не поднимал руки на членов королевской семьи и не на шутку испугался, что своим поступком создаст себе теперь дурную репутацию в высшем обществе. Его и так не слишком жаловали за низкое происхождение, а теперь и подавно станут называть мужланом и деревенщиной, не знающим деликатного обхождения.