Татьяна Русуберг - Глаза ворона

— Кулак… Почему он не поднял кулак? — Он не заметил, как пробормотал эти слова вслух.

— Почему Смальта не попросил пощады? — это Яра, наконец, заметил присутствие Слепого и счел вопрос обращенным к себе. — Наверное, потому что он видел, как это сделал выступавший перед ним «круглый щит», и как шуты на трибунах единодушно опустили пальцы.

— Он что, плохо сражался, этот «круглый щит»?

— Да нет, не хуже Смальты. Просто сегодня плохой день. Игры с утра не задались: хищники отказались жрать отребье из амировых застенков. Дурное предзнаменование. Народишко суеверный, толкует о несчастьях: свадьбы не будет, грядет то ли холодная зима, то ли моровая язва, на Церрукан нападут собаки пустыни… Тьфу! — Яра зло сплюнул себе под ноги и растер плевок носком сапога. — Мастеру Зверей снесли голову, но, чтобы умилостивить богов, понадобится больше крови, много больше. А теперь скажи, какой вывод ты сделал из всего этого, крысенок?

Яра отвел взгляд от арены и впервые посмотрел на собеседника. То, что Кай увидел в глубоко запавших темных глазах доктора, ожгло его догадкой: старик намеренно велел привести его сюда пораньше, чтобы показать бесславный конец брата по школе. Хотел доктор предупредить его или… запугать? Кай покосился на меч в руках Мастера по оружию, пускающий зайчики по стенам коридора. Он улыбнулся, глядя Яре прямо в глаза:

— Не стоит просить пощады, сетха. И не стоит бежать.

В этот момент за их спинами послышались шаги. Из темноты подтрибунного коридора показался Молот. Он сжимал свой страшный рогатый шлем под мышкой, и новобранцу представилась возможность разглядеть лицо своего противника. Это был церруканец, смуглый, курчавый, с тяжелой нижней челюстью и тонким, породистым носом. Его живые карие глаза блеснули, когда он увидел Кая. Молот недобро усмехнулся и символически провел ребром ладони по горлу.

— У Скавра что, не осталось гладиаторов, кроме Фламмы? Поэтому он посылает на арену детей? — раздался мягкий голос из-за спины «черепахи». Молодой, но с седеющими висками тип, хромавший следом за Молотом, не мог быть не кем иным, как его доктором. — Сколько было вашему «ловцу», семнадцать? А этому? — Хромой скорбно кивнул на Кая. — Навряд ли он станет на день старше…

Яра расцепил зубы, сжатые так, что безобразный шрам на его щеке побелел:

— Это «дитя» приговорено к мечу за убийство, Дион. Теперь его жизнь в руках богов.

Названный Дионом печально улыбнулся:

— С каких это пор ты стал религиозен, Яра?

Но в этот момент мимо них пробежал разгоряченный победитель, и Кай услышал, как глашатай объявляет следующий поединок: его и Молота. Первым на арену вышел Мастер по оружию. Под нетерпеливые хлопки и свист зрителей он подбросил в воздух алый шелковый шарф. На одно томительное мгновение легкая ткань зависла в воздухе, а потом опустилась прямо на лезвие меча и упала на песок, аккуратно разрезанная надвое. Публика прибавила звук, запели трубы. Молот, подняв руку в приветственном жесте, вышел на яркое солнце. Кай чуть не оглох от рева тысяч глоток: поразительно, как зрители еще не охрипли, ведь они должны были орать с самого утра.

Яра снова сплюнул на песок, и вдруг его мозолистая ладонь ухватила плечо новобранца, чуть тряхнув:

— Не ссы, крысенок! Ему в этой кастрюле не видать ни хрена. Двигайся, шустри, вымотай его! А когда он язык вывалит — возьми его меч. Меч! Это твой единственный шанс. — И доктор легонько толкнул Слепого вперед.

Глубоко вдохнув, он шагнул в солнечный свет.

Каю показалось, что на него обрушилось небо. Свет затопил все его существо, сжигая верхний слой кожи, обнажая органы чувств, которые теперь работали на пределе возможностей. Волны жара, отраженного сверкающим песком, заставляли воздух над ареной дрожать, но в нем не было и намека на магию. Была отвратительная вонь, которую не мог перебить приторный аромат курений: в ней смешались запахи зверя, крови, страха, паленой кожи, растоптанных цветов и вывороченных внутренностей… Поверхность, на которую ступали босые ноги гладиатора, в его глазах не была ни однородной, ни белой. Кровь людей и животных, несмотря на старания рабов, проникла глубоко внутрь и за многие годы настолько пропитала песок, что нижние его слои, невидимые простому глазу, были сплошной спекшейся коркой страданий и смерти. Кай удивлялся, почему при каждом шаге горячая красная влага не проступает между пальцев его ног.

Гладиатор поднял взгляд к битком набитым трибунам, ряды которых круто убегали вверх, как многоцветный серпантин. Он видел их: всех и каждого, смеющихся, жующих, делающих последние ставки, выкрикивающих насмешки и оскорбления в его адрес… Тысячи голосов, мужских, женских и полудетских, слились для него в единый хор, который обладал своим ритмом. Ритм вибрировал на струнах человеческих чувств: жадности, страха, ярости, любопытства, возбуждения, близкого к сексуальному. Волны тысячекратно повторенных эмоций омывали Кая, как горячий дождь. Ритм их музыки заставлял каждую клетку его тела дрожать и отзываться, как камертон. Мрак, скрытый глубоко на дне его души, поднимался, отвечая на этот призыв; ворон в нем расправлял крылья.

Взгляд Кая скользнул с верхних ярусов Минеры в бездонный колодец неба с яростным глазом солнца, устремленным прямо на него. Внезапно черная узкая тень показалась в вышине, на мгновение перечеркнув солнце. Ничего необычного, просто гриф, привлеченный из пустыни запахом падали. Его плоский крылатый двойник стремительно бежал по песку прямо на кажущуюся сверху маленькой и хрупкой человеческую фигурку. Тьма росла в Кае, рвалась навстречу, пульсируя быстрее и быстрее, как второе сердце… И тут тень накрыла его. Высоко над Минерой огромная птица продолжала свое кружение, но тень… Тень осталась в человеке, слившись с тем мраком, который уже был в нем и теперь затопил все его существо.

Гладиатор шагнул вперед — и его поступь была легкой, почти танцующей. Жесткий ритм вел Слепого, направляя его движения: гибкие, грациозные, бесшумные, как у атакующего хищника. Энергия переполняла его, жестокая радость теснила дыхание. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать нетерпение и обнажающую зубы улыбку. Когда Мастер по оружию вручил ему под улюлюканье публики деревянный меч и плетеный щит, воин уже был холоден и собран. Ничто больше не существовало для него, кроме того пятачка арены, где его поджидал Молот — гора мяса, металла и кожи с огоньком жизни внутри, который ему, Каю, суждено было погасить.

Арбитр поднял правую руку, и все замерло: в Минере наконец воцарилась тишина. Но даже в этой тишине по-прежнему пульсировал одному Каю слышный ритм. Рука упала, и трибуны огласились дружным воплем, приветствуя начало боя. Молот поднял длинный прямоугольный щит, защищая корпус, и шагнул навстречу противнику, замахиваясь мечом. Слепой улыбнулся и бросил учебный щит на песок.