Майкл Роэн - Кузница в Лесу

Керморван устремился вперед и поднял руки, готовый подхватить старика, однако тот смог выпрямиться и высоко поднял свой факел, освещая как статую, так и человека, который стоял внизу. Толпа издала дружный вздох, ибо один был похож на другого как две капли воды. Элоф всмотрелся в угловатые буквы, выгравированные на пьедестале.

— Каэр… ин… Керин! Керин Пятый!

— Неудивительно, что старина Корентин ошибся! — прошептал Рок ему на ухо.

Действительно, сходство было таким разительным, что казалось даже зловещим. Золотистый камень приобрел оттенок живой кожи, в точеных волосах заиграли оранжевые отблески пламени. Доспехи из полированного черного мрамора сияли ярче, чем вороненая сталь, и на груди у обоих сверкала золотая эмблема Ворона и Солнца.

Керморван повернулся лицом к толпе и сбросил с плеч свой плащ.

— Вы должны получить объяснение. — Он говорил без усилий, однако его голос разносился над возбужденным гулом других голосов и приглушал их. Элоф вспомнил, как спокойно Керморван командовал гораздо более враждебной толпой в Кербрайне и подчинял ее своей воле.

— Наше сходство — не случайность. Я Керин, лорд Керморван, последний из этого рода на далеком западе. Но в доказательство своего имени и титула я покажу вам его священные символы. Ибо я прошел через катакомбы Морвана, устоявшие под гнетом Льда; я стоял в самом Доргаэль Арланнен и вынес оттуда великий дар!

С этими словами он достал из своего мешка шлем, увенчанный короной, и показал его собравшимся на площади. Шелестящая дрожь пробежала по рядам людей, когда свет факелов заиграл на самоцветах, и усилилась до потрясенного гула, когда Элоф выступил вперед и достал из собственного мешка полустертый бронзовый жезл.

— Ты стоишь там, где впервые стояли твои предки, — тихо сказал он. — Если это не твое царство, то его нет нигде больше. Прими скипетр!

Уголок рта Керморвана дернулся в быстрой улыбке. Он принял скипетр, взвесил его в руке, словно наслаждаясь этим мгновением, а затем одним быстрым движением поднял корону и скипетр высоко над головой. Многотысячная толпа ахнула и, словно волна, отхлынувшая от берега лишь для того чтобы вернуться с умноженной силой, разразилась громоподобными приветствиями, звук которых, должно быть, потряс даже скальное основание далекого дворца. Пламя факелов пригасло и заколебалось, как будто от мощного порыва морского ветра.

Однако Керморван не надел шлем, но поспешно передал венец и скипетр Эроэлю, словно желая поскорее освободить руки.

— Достаточно! — крикнул он, и на площади мгновенно воцарилась тишина.

Он заговорил быстро и спокойно, но тон его голоса был мрачным.

— Теперь пришло время нашей величайшей нужды. Вы преподали варварам хороший урок и показали им, что они больше не могут вести себя как надсмотрщики над безвольными рабами! Сейчас они собирают армию; только так они осмелятся встретиться с вами лицом к лицу. И если теперь они одержат победу, то не удовлетворятся усилением патрулей и несколькими показательными казнями. Они убьют вас всех до единого, потому что теперь больше не смогут чувствовать себя в безопасности за городскими стенами. Возможно, они уже идут сюда. Сейчас у вас нет лорда, нет предводителя, но вы нуждаетесь в таком человеке. Мне кое-что известно о войне, но лишь по вашей воле я буду согласен возглавить вас. Скажите…

Он не смог продолжить. Толпа заколыхалась, как пшеничное поле под проливным дождем; рев всеобщей поддержки и одобрения был оглушительным. Он не стихал до тех пор, пока Керморван не призвал к молчанию властными жестами, но и тогда не умолк окончательно.

— Хорошо, да будет так! Пусть к нам подойдут все, кто имел высокий чин в вашей страже, а также купцы, капитаны кораблей и другие люди, привычные к командованию. Но помните: вы связаны обещанием только для битвы! Когда мир будет восстановлен, мы соберем совет и обсудим все важные вопросы. А пока что я прошу вас принять моих верных спутников, без которых я не смог бы прийти к вам и освободиться от вражеских ловушек. Они сильные и умелые воины, но еще более искушены в мирных делах. Они пришли от обоих наших родов на дальнем западе и еще от одного, более древнего рода. Знайте же, что люди не одиноки в своей борьбе со Льдом и его прислужниками! Рядом со мной стоит леди Иле, посланница от Старшего народа!

Изумленный ропот приветствовал ее, рассыпавшись на тысячи взволнованных шепотков, но ни в одном из них не слышалось такой враждебности, как в Кербрайне.

— От имени сотранцев выступает Рок, достойный воин и гражданин!

В честь Рока зазвучал многоголосый хор, в котором слышалось искреннее одобрение. Если лицо Керморвана глядело на толпу сверху вниз со статуи, то лицо Рока улыбалось ему в ответ из разных уголков площади.

— А от имени наших северных родичей выступает кузнец непревзойденной мудрости и мастерства по имени Элоф!

Но когда Элоф вышел вперед в своем наряде кузнеца, гул приветствий в ближайших рядах внезапно стих. Какая-то женщина, стоявшая внизу на лестнице, пронзительно вскрикнула и указала ему за спину. Потянулись другие руки, по толпе пробежал возбужденный ропот, а потом наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь плеском волн за стеной дамбы. Удивленный и встревоженный, Элоф повернулся к своим друзьям и обнаружил, что они тоже смотрят, но не на него, а на второго Смотрителя по другую сторону площадки. Хотя статуя имела такие же размеры, она казалась гигантской по сравнению с первой. Это был высокий мужчина очень мощного сложения, от которого исходило впечатление силы и величия, более подходящее для отображения в камне и бронзе чем в живой плоти. Его лицо было обращено не к суше, а к бескрайнему морю, откуда задувал свежий ветер. Разглядев его черты, Элоф застыл в странном оцепенении. Оно было по-своему красивым и правильно вылепленным, но на нем лежала неизгладимая печать суровой гордыни и гнева, превращавшая его в маску, за которой бушевали неистовые желания. Это было лицо, впервые представшее перед его мысленным взором в Морване и с тех пор не раз тревожившее его сны. Но почему оно производит такое впечатление на остальных?

Иле подошла к Элофу и крепко взяла его за руку.

— Разве ты не видишь? Скорее ты не хочешь видеть. Старый тролль, кем бы он ни был, высокий даже среди людей, бородатый и жестокий, судя по выражению его физиономии, — все это не ты. Но остальное, особенно черты лица… — Она покачала головой. — На тебе лежит такая же печать.

Слова Элофа застряли в пересохшем горле. Его мало заботила собственная внешность и гораздо больше тревожило странное влияние этого лица. Все, что он мог прочесть на лице изваяния, казалось чуждым, но каким-то образом приводило в смятение его чувства и мысли. Он покачал головой в безмолвном протесте, почти физически ощущая, как собственные черты и жесты предают его. В отчаянии он посмотрел на Керморвана и увидел на его лице потрясенное подтверждение своих страхов.