Урсула Ле Гуин - Легенды Западного побережья (сборник)
– А я думаю, что вы сделали правильный выбор, – сказала я. – Хотя на самом деле мне, например, очень хотелось бы познакомиться с вашими женщинами и детьми, увидеть ваши солнечные южные города! И еще мне ужасно хочется увидеть, как вы танцуете!
– О, это сколько угодно! Сейчас увидишь, – сказал Кергеммег и встал. Возможно, подумала я, в тот вечер мы оба выпили слишком много замечательного напитка ю.
Он вдруг показался мне очень высоким в этой мерцающей тьме над морем, особенно когда расправил плечи и высоко поднял голову, чуть откинув ее назад. Волосы у него на макушке медленно приподнялись и стали похожи на гребень или серебристый плюмаж, переливавшийся в лунном свете. Он поднял руки над головой. Это была изысканная поза испанского танцора, исполненная страсти, напряжения и мужества. Кергеммег не стал подпрыгивать – в конце концов, ему ведь было за восемьдесят, – но у меня каким-то образом создалось полное впечатление легкого прыжка, после чего он низко склонился передо мной в изящном поклоне. Затем простучал клювом какой-то сложный повторяющийся ритм, два раза топнул, и ноги его сами собой, казалось, исполнили какой-то сложный набор шагов, тогда как тело оставалось напряженным, как струна, и абсолютно неподвижным. Потом широко раскинул в стороны руки, словно желая меня обнять, и я застыла, почти не дыша, потрясенная пугающей красотой и затаенной страстностью этого танца.
И тут Кергеммег вдруг перестал танцевать, рассмеялся и сел. Он совершенно выдохся и поглаживал себя по лбу и по груди, с трудом переводя дыхание.
– Ну что ж, – сказал он, словно оправдываясь, – сейчас ведь, в конце концов, не время для ухаживания.
Коллективные сны фринов
Примечание: большая часть изложенной здесь информации почерпнута мной в «Онейрологическом исследовании обитателей мира Фрин», издательство «Миллз Колледж Пресс», а также в беседах с фринтийскими учеными и просто знакомыми.
В мире Фрин сны и мечты не являются личным достоянием каждого. Если фрин испытывает необъяснимую тревогу, ему не нужно спешить к психоаналитику, ложиться на кушетку и пересказывать свои сны: тамошний врач и без того знает, что ему снилось, потому что и самому врачу, и всем соседям этого фрина снилось примерно одно и то же.
Чтобы избавиться от необходимости видеть чужие сны и видеть только свои собственные, фрин должен удалиться в дикие края и жить там в полном одиночестве. Но даже и тогда он не гарантирован, что в его сон не вторгнутся чужие (и весьма странные) сновидения – львов, антилоп, медведей или мышей.
Во время бодрствования да и, по большей части, во время сна фрины столь же глухи к чужим сновидениям, как и мы. И только те, кто в данный момент пребывает в состоянии РЕМ[1] или приближается к этому состоянию, то есть к состоянию «быстрого сна», способны стать участниками снов тех людей, которые также пребывают в состоянии РЕМ.
Аббревиатурой РЕМ обозначают видимое другим проявление определенной стадии сна (когда у спящего подрагивают веки); сигнал «быстрого сна» на энцефалограмме обозначается особым зубцом. Большая часть тех снов, которые мы способны запомнить, – это как раз «быстрые сны».
Кривая фринийских РЕМ-состояний и «быстрых снов» людей из нашего мира очень похожи, однако по сути своей сны эти различаются весьма сильно и, прежде всего, тем, что фрины способны делить их друг с другом.
Для этого, правда, они должны находиться довольно близко друг от друга. Мощность обычного фринийского сновидения равна примерно средней мощности человеческого голоса. То есть сон может быть легко воспринят примерно в радиусе ста метров от спящего, а отдельные его фрагменты воспринимаются порой и на значительно большем расстоянии. Особенно «сильный» сон, снящийся фрину даже в уединенном месте, другие вполне могут воспринять и на расстоянии двух километров.
На уединенных фермах сны фринов смешиваются только со снами членов их семьи, а также отчасти с отголосками снов, с отдельными фрагментами и промельками тех видений, которые посещают, скажем, коров в хлеву или собаку, дремлющую на крыльце.
В деревне или в городе, когда дома людей расположены поблизости друг от друга, фрины почти каждую ночь часть времени проводят в неких фантасмагорических видениях, которые представляют собой немыслимую смесь их собственных снов, снов других людей, живущих рядом, снов домашних животных и т.д. Лично я плохо могу себе это даже представить.
Я попросила одну свою знакомую, жительницу маленького городка, пересказать мне любой из ее снов прошлой ночи, какой только она сможет вспомнить. Сперва она явно колебалась, утверждая, что все это чепуха и только «сильные» сны заслуживают хоть какого-то внимания. Видимо, ей просто не хотелось рассказывать мне, иностранке, что происходит в головах ее соседей. Но мне все же удалось как-то убедить, что интерес мой совершенно искренний и не имеет ни малейшего отношения в вуайеризму. Она немного подумала и сказала:
– Ну, мне снилась женщина – скорее всего, это была я, но, по-моему, тут примешался сон жены нашего мэра, они рядом живут, за углом, – и эта женщина, то есть я, пыталась отыскать ребенка, которого родила в прошлом году, положила в ящик комода да и позабыла о нем. И только теперь вспомнила и стала думать: а что же он, бедняжка, ел? Это с прошлого-то года! Нет, просто ужас, до чего мы глупеем во сне! А потом... Да, потом мне снилось, как какой-то голый мужчина ссорится то ли с гномом, то ли с карликом, и они почему-то сидят в пустой цистерне. Вот это как раз, скорее всего, был мой собственный сон. Во всяком случае, сначала. Потому что цистерну я сразу узнала: такая цистерна была на ферме у моего деда, где я часто жила в детстве. А потом и мужчина, и карлик превратились в ящериц. А потом... Ах, да! – Она рассмеялась. – Из меня прямо-таки сок давили – я была зажата между двумя гигантскими грудями с острыми сосками. Я думаю, это был сон мальчишки, нашего соседа, потому что, с одной стороны, я испугалась, а с другой – испытывала острое удовольствие. Ну, и что там еще мне снилось? Ах да, мышка! Такая очаровашка! Она, бедная, и понятия не имела, что я уже готова на нее прыгнуть и схватить. И вдруг все это заслонило нечто ужасное, просто кошмар! Какое-то лицо, вообще без глаз, и огромные волосатые руки, и эти руки все ползали по мне... Жуть! А потом я услышала, как плачет трехлетняя дочка наших соседей – и проснулась. Бедняжке часто снятся кошмары, и она нас всех с ума сводит своими снами. Нет, даже вспоминать страшно! Я так рада, что мы большую часть своих снов забываем. Разве не ужасно было бы помнить их все?
Сновидения – это разновидность циклической, а не постоянной деятельности мозга, и в небольших сообществах бывают такие часы, когда этот «театр сновидений», если можно так выразиться, для посетителей закрыт, и свет в нем погашен. РЕМ-состояния среди оседлых фринов обычно возникают синхронно. Когда это состояние достигает своего апогея, что происходит примерно пять раз за ночь, некоторые или многие сны могут сниться всем одновременно, смешиваясь друг с другом и воздействуя один на другой со своей безумной, но неоспоримой логикой, и в итоге (как рассказывала моя приятельница) ребенок запросто превращается в цистерну, мышка прячется между гигантскими женскими грудями, а безглазый монстр исчезает в пыли, поднятой свиньей, пробегающей еще через чей-то сон, возможно, собачий, поскольку свинья видна плоховато, зато запах от нее исходит исключительно мощный и точный. Однако после подобных непродолжительных моментов наступает период, когда все могут спать спокойно, и в их снах не происходит ровным счетом ничего особенного.
Во фринийских городах, где человек в любую ночь может оказаться под воздействием снов сотен других людей, нижний и верхний слой этого нематериального «пирога» может настолько сильно смутить душу и разум, что подобные сны просто «смываются» из его памяти – подобно мазкам краски, нанесенным на холст просто так, безо всякого смысла. «Смывается» и собственный сон этого человека; он как бы постепенно меркнет, расплывается и превращается в некое, лишенное смысла мутное пятно на экране, где уже показывают сотни следующих, цветных и звуковых «фильмов». Лишь иногда выхваченные из общей мешанины какой-то особенный жест, голос, какое-то яркое эротическое видение или леденящий душу кошмар заставляют всех спящих соседей одновременно вздыхать, или испытывать оргазм, или содрогаться от ужаса, или внезапно просыпаться в холодном поту.
Фрины, которым часто снятся тревожные или неприятные сны, утверждают, что им нравится жить в городах именно по той причине, что их сны как бы теряются в этом «общем рагу». Других же, напротив, выводит из себя этот постоянный онейрический шум, и они с неохотой проводят в городе даже несколько дней. «Ненавижу смотреть сны незнакомых людей! – сообщила мне моя деревенская приятельница и основной информант по этим вопросам. – Фу! Когда я возвращаюсь домой после нескольких дней городской жизни, мне прямо-таки нестерпимо хочется вымыть свою голову изнутри!»
