Ольга Онойко - Море Имен

И мысли Алея возвращались к отцу.

В пластичном вымышленном мире Летен несмотря ни на что одержал победу. Но сверхъестественные области не были ему доступны. Он не мог взяться за вселенские верньеры и подкрутить их — а Ясень мог. Что дальше? Алей знал, что папа не отступит. Ясень Обережь не сдаётся. Он хочет, чтобы Алей довёл его до Последнего моря.

И здесь Алей переставал что-либо понимать.

Ему ещё не удалось дойти даже до Реки Имён. Пусть рано или поздно удастся. Почему папа считает, что Алей способен дойти до Моря? Если даже у почти всемогущего Ясеня не получилось?.. То ли дело в Полохове? Вася мог подставить плечо? Но и сам полубог Вася о Море только грезил, а Ясеня просто боялся. Нет, искать ответы следовало не здесь.

И всё сильнее Алей хотел возвратиться — уже не домой, а в Старицу, чтобы начать новый поиск, выйти к Реке, поравняться с отцом и одолеть его на его поле. Это был единственный выход — и это был очередной вызов, которого Алей Обережь не мог не принять.

…Дня через три они услышали перезвон колоколов. Алей понятия не имел, почему звонят, но воины приободрились и разулыбались. Прислушиваясь к их разговорам, Алей понял, что звон праздничный и доносится из монастыря. Там ратников ждал отдых и отличная кормёжка. Названия монастыря Алей не разобрал.

Летен оглянулся на своего пленника, подмигнул ему и одними губами сказал: «Приехали». Алей не понял, но встрепенулся.

Леса расступились. Дорога пролегала через цветущие луга, благоухающее разнотравье. Сладкий медовый дух стоял здесь, травы росли плотно. Лиловые, жёлтые, малиновые гроздья цветов покачивались лепесток к лепестку, сливались в широкие мазки щедрой, богатой кисти. Словно горячие и пышные, только из печи, пироги были эти луга, и дорога разрезала их, как след хозяйкиного ножа…

Когда стены монастыря показались вдали, а князь ускакал вперёд, к царевичу приблизился Ирсубай.

Ирсубай следовал за царевичем молчаливо, как тень. Порой Алей вообще забывал о его присутствии, а кэшиктэн не привлекал к себе лишнего внимания.

— Улаан, — окликнул он.

Именно в это время Алей думал о структуре мультивселенной и семантических сетях: мурашки скатились по спине, когда ожила его вторая, здешняя личность.

— Слушаю, — ответил он по-монгольски.

— Теперь я понимаю, — сказал ему друг и впервые за много дней улыбнулся по-прежнему светло. Улаану приятно было видеть это, но печаль коснулась его сердца серым крылом: никогда не вернётся былое.

— О чём ты? — спросил он.

— Ты нужен Ледяному Князю и с каждым днём нужен всё больше, — сказал Ирсубай. — Не знаю, что ты делаешь, и как это получается у тебя.

Улаан поднял брови и повторил:

— О чём ты?

— О том, что ты не пленник ему, даже не почётный, — Ирсубай прищурился, — он смотрит на тебя так, будто ты его дорогой младший брат. Это видно, Улаан! Теперь я думаю: если бы Гэрэлхан прислушивался к тебе! Возможно, теперь Москва была бы нам союзником.

Улаан только покачал головой, усмехнувшись. Менее всего он ожидал услышать подтверждение слов Эна от Ирсубая. «Что же, — подумалось ему, — если я должен быть рядом с Летеном… это не худшее из предназначений», — и мысль эта не вызвала в его сердце ни протеста, ни страха.

Вечером остановились в деревне под стенами монастыря. Синие и сизые дымы поднимались из печных труб: жили богато, топили по-белому. В двухэтажной избе тиуна было тихо, как в могиле. Летен вызвал Алея к себе. Он был один, расхаживал по горнице, заглядывал в блёклые, затянутые бычьим пузырём оконца. Пахло травами и корешками. Из красного угла строго смотрели иконы. Беседу князь начал довольно странно. Алей понял так, что ему просто захотелось выговориться — о том, чего никто, кроме Алея, не мог понять здесь. Алей тоже не очень-то его понимал, но слушал покорно.

— Кино и немцы! — пробурчал Летен. — За что ни возьмись, ничего нет. Ни авиации, ни связи, ни бронетехники. Пушек, и тех нет. Хорошо хоть разведка налажена. А пехоте тяжко. Окопаться и залечь нельзя. Я бы здесь в пехотном строю стоять не смог. То есть стоял бы, конечно. Обосравшись.

Алей, сидевший на тиунском сундуке, диковато покосился на князя и ничего не ответил.

Летен помолчал, оглаживая короткую бороду. Красивая удавалась борода, но с нею он всё меньше походил на серьёзного человека со связями, и всё больше — на былинного витязя. Впрочем, кем и были былинные витязи, если не серьёзными людьми со связями?..

— Меня вот что удивляет, Алик, — сказал он. — Да, у меня есть опыт руководства. Но я сержант ВДВ. Я не могу уметь драться на мечах и командовать армиями старого образца. А я умею. С чего?

Алей вздохнул.

— Я никогда в жизни не стрелял из лука. То есть до этой недели. Я даже на лошади никогда не сидел. А Эн… который Аникей, разве не сказал вам?

— О чём?

Алей в задумчивости поскрёб ногтями оковку сундука. «Значит, всё-таки не сказал».

— Этот параллельный мир, он в некотором смысле… — не очень уверенно начал Алей, — ненастоящий. Вымышленный кем-то. Может быть, мир книги, может — фильма. Поэтому он пластичный. В нём возможно то, что невозможно в настоящих мирах. Например, такие вот… ролевые игры.

Летен хмыкнул.

— А я-то радовался, что всё по-настоящему. — Но известие явно не слишком его огорчило. Он подошёл, сел рядом с Алеем и спросил: — Если книга, то в книге нельзя описать всего. А здесь каждый из тысяч — живой человек. Это как?

Алей покачал головой.

— Я не знаю. Наверно, вымышленные миры сами достраивают себя по каким-то законам. Я бы и не догадался, что он ненастоящий. Мне папа сказал. А вам Эн не сказал?

Летен поразмыслил.

— А что это за тварь — Эн?

— То есть вы не знаете? — переспросил Алей, скосив глаза на Воронова.

— Я его не спрашивал. Не до того было.

Алей вздохнул снова, уставившись в плетёную дорожку на полу горницы.

— Эн — проксидемон, туннелирующая сервис-программа. Его написал Вася, вселенский админ.

— Какой-какой админ?

Алей потёр глаза, сжал пальцы на переносице. Он сам себе-то не мог с исчерпывающей полнотой объяснить, кто такой Вася, а тут — человек практически непосвящённый…

— Каждый мир, — сказал он, прижмурившись, — держится на некотором смысловом контуре. Ну… на понятиях.

— На бандитский жаргон можно не переходить.

— Я терминологии сам не знаю. Может, она вообще не разработана. К тому же, кое-чьи миры действительно на понятиях держатся… В общем, этот смысловой контур иерархичен и представляет собой огромное дерево, в смысле — связный граф. С самого верха до самого низа. В каждом узле ветвления стоит Якорь, который определяет… понятия. На нижних уровнях, где речь идёт о людях и их представлениях о жизни, это просто авторитет. Блик! Летен Истин, я не нарочно.