Бернхард Хеннен - Во власти девантара

Ярл невольно опустил руку на рукоять секиры. Вспомнил советы Фародина относительно борьбы с троллями и об историях, которые слышал в детстве. На троллей охотятся группами, как на пещерных медведей. Один человек против них был ничто. А потом он вспомнил о своем сыне. Альфадас поспешил на помощь эльфам в третьей Тролльской войне. Он побеждал этих чудовищ во множестве кровавых сражений. Однако в конце концов был убит ими, напомнил себе Мандред. Провел рукой по лезвию секиры. Еще одна причина прийти сюда!

Туман расступился. Перед ними возникли изрезанные расселинами утесы. Фародин указал на скалу, смутно напоминавшую голову волка.

— Там есть пещера, которую не видно с фьорда. Последний раз я прятал свою лодку там.

— Значит, ты уже бывал здесь.

Эльф кивнул.

— Более четырехсот лет тому назад я уже приходил в Нахтцинну. Тогда я убил герцога троллей, их полководца, который возглавлял войска троллей во время походов в Альвенмарк.

Вот так Фародин! Поделиться своими знаниями только в последний миг!

— Это ты мог бы сказать мне и раньше, — проворчал Мандред.

— Зачем? Это повлияло бы на твое решение?

— Нет, но я…

— Значит, знать тебе не было нужно. Тем не менее в нашем плане есть изменения. Ты пойдешь в Нахтцинну один.

У Мандреда отвисла челюсть.

— Что?

— Меня они никогда не впустят в крепость. Знаешь, как они называют меня? Смерть в ночи. Они убьют меня сразу, как только увидят. Так что видишь, тебе придется идти одному. А я найду другой вход в замок. Назвавшись посланником, ты будешь под защитой законов гостеприимства. Они не смогут сделать тебе ничего, пока ты не нарушишь закона гостеприимства. Впрочем, они будут пытаться подтолкнуть тебя к этому. На это ты идти не должен, что бы они ни делали!

— А почему они должны принять меня в качестве посланника? Человека! Да они едят таких, как я!

Фародин опустился на колени и развязал мешочек, который хранился на корме. Он показал Мандреду ветку дуба, завернутую в тонкое сукно.

— Вот поэтому они тебя примут. Это ветка наделенного душой дерева. Только посланники королевы имеют такой знак. Они неприкосновенны.

Мандред удивленно взял ветку и снова завернул ее в ткань.

— Она ведь настоящая, правда? Откуда она у тебя?

Очевидно, вопрос этот был неприятен Фародину.

— Она выросла из желудя Атты Айкъярто. Надеюсь, ты простишь мой поступок. Она нужна нам.

— Ты отрезал ее от дуба на могиле Фрейи?

— Он мне разрешил. Он знает, зачем нам нужна эта ветка.

Мандред спросил себя, кого имел в виду эльф, дуб или дух Фрейи. Руки его задрожали. Он спрятал их под мышками. Должно быть, Фародин заметил его дрожь.

— Чертовски холодно, — проворчал ярл. Не хотелось выглядеть трусом.

— Да, — кивнул Фародин. — Даже мне холодно. Думай об Йильвине. Она и остальные стоят того, чтобы мы рискнули.

Лодка обошла скалу, подобно башне возвышавшуюся над фьордом. Теперь они шли прямо на отвесный берег. Эльф умело маневрировал между скал. Затем они сняли мачту. Мандред сел на весла и изо всех сил стал сражаться с силой отлива. Прямо перед ними открылся низкий вход в пещеру.

— Найти пещеру можно только во время отлива! — крикнул Фародин, перекрикивая шум прибоя. — Даже если прилив небольшой, вход уже скрывается под водой.

При мысли о том, что нужно войти в пещеру, которую затапливает во время прилива, Мандреду стало не по себе. «Фародин знает, что делает», — снова напомнил он себе. Только на этот раз ставшая привычной мысль не помогла справиться с беспокойством.

Им пришлось пригнуться — настолько низким был вход. Течение подхватило лодку и потащило ее вперед. Они тут же очутились в полной темноте. Борта лодки царапались о невидимые скалы. Мандред вскрикнул.

Наконец они попали в спокойные воды. Фародин зажег фонарь и поднял его высоко над головой. Они скользили вперед, окруженные крохотным островком света. Мандред налег на весла и время от времени оглядывался через плечо. Немного впереди показалась широкая полоса гальки. Цепляясь днищем, лодка оказалась на берегу.

Они спрыгнули на берег и вытащили свой парусник далеко за линию прилива. Мандред удивленно огляделся по сторонам. Пещера была гораздо больше, чем он предполагал поначалу.

Фародин подошел к нему и положил руку на плечо. Приятное тепло пронизало все тело.

— Спасибо тебе, что пошел со мной, сын человеческий. Один на этот раз я бы не справился.

Мандред сомневался в том, что от него будет особый толк. Ему приходилось призывать на выручку всю свою силу воли, чтобы совладать со страхом. Наверняка это не укрылось от Фародина.

Эльф провел его по выступу над водой к потайному выходу. Балансируя, они шли по гладкой, покрытой льдом скале, пока наконец не достигли берега. Теперь настало время прощания. Мгновение они просто молча стояли друг напротив друга. Затем Фародин взял Мандреда за запястье в приветствии воинов. Впервые прощался с ним товарищ таким образом. И жест этот говорил больше, чем любые слова.

Легким шагом побежал Фародин по берегу и исчез в тумане. Он оставлял на снегу неглубокие следы, которые вскоре замел ветер. Мандред повернулся и пошел в противоположную сторону, стараясь держаться ближе к воде. Обледенелые камни скрипели под его ногами. Там, где прилив доставал до серой гальки, снега не было. Здесь он тоже не оставит предательских следов.

Он бежал вдоль берега около часа, когда туман внезапно исчез. Без этого прикрытия его не могли не заметить стражники. У него возникло чувство, что за ним наблюдают, однако никто не показывался. Мандред отступил на шаг и обернулся. Казалось, он перешел невидимую границу. За его спиной длинные пальцы тумана тянулись от моря к прибрежной гальке.

Колдовское сияние стояло необычайно низко на небе. Перед Мандредом возвышался отвесный зубец скалы, из которого росла огромная башня. Нахтцинна выглядела иначе, чем он представлял, это был чуть больший, мрачный вариант эльфийского замка Эмерелль. Украшенная по бокам колоннами и арками, башня уходила высоко в небо, касаясь колдовского сияния. В здании было, пожалуй, около сотни окон. В некоторых местах колонны росли из каменной кладки, подобно огромным шипам. Вне всяких сомнений, Нахтцинна был великолепной постройкой, вот только архитектор потратил все свое умение на то, чтобы заставить ее выглядеть мрачной и угрожающей.

Мандред развернул ткань, сжал дубовую ветку и выставил ее перед собой вроде щита. Подумал о Луте, боге судьбы, и о том, что не будет никого, кто спел бы песню о герое, если он погибнет этой ночью. Может быть, нужно было послушаться Рагну? Ночь с ней была совершенно не такой, как все его приключения в публичных домах. Она по-настоящему любила его. Его, своего предка! Нет, из этой любви никогда ничего не получилось бы. Хотя между ним и ею было столько поколений, при мысли о той ночи ему становилось не по себе. Хорошо, что он ушел с Фародином.