Тимур Литовченко - Власть молнии

— Погоди, — сотник поднял палец. — Ты не понял. Я о том, что лучше было этого татарина в живых оставить да как следует допросить.

— А зачем? — Карсидар пожал плечами. — Решили ведь порубать всех, вот и…

— Нет, Давид, не говори так. Странно он выглядит.

— Странно? — Карсидар присмотрелся к убитому. — И что же в нём странного?

Михайло вздохнул и медленно проговорил:

— Ты, Давид, хороший воин, просто замечательный, но твой приятель Андрей не в пример лучше соображает. Ведь это посол, как и наш Микула, — он кивнул на приободрившегося боярина, свысока оглядывающего укрытый трупами луг. — Разве не видишь? Теперь подумай: мы собираем войска, татары и себе скликают — это раз. Ярослав Всеволодович нам в помощи отказал — два. Ставшее на привал посольство в дне перехода от Владимира — три. Что бы это значило, а, Давид?

Михайло стоял, подняв правую руку с тремя загнутыми пальцами, а Карсидар потрясённо глядел на него и, переваривая услышанное, начинал склоняться к мысли, что явно поторопился убивать этого нарядного татарина.

Глава XX

ЗАБОТЫ КАРСИДАРА

Карсидар вместе с Михайлом наблюдал, как, придерживая под уздцы коней, воины сгружались с больших плоскодонок. А в утреннем небе за Днепром расцветали сразу две зари: одна, как и положено, на востоке, зато другая — в непривычном месте, на севере. Это они постарались. Ради праздника!

Сегодня татарам досталось основательно. Пожалуй, эта вылазка превосходила даже наглый наскок на ханское посольство, который они предприняли после посещения Боголюбова. Для теперешней ночной экспедиции Карсидар лично отобрал сто пятьдесят человек, особо отличившихся в предыдущих операциях, и с этими отчаянными сорвиголовами напал на тысячный вражеский лагерь. В виде исключения он позволил себе немножечко (ну самую малость!) «порезвиться». Началось нападение с того, что сразу четыре кострища в разных концах стоянки с оглушительным грохотом взорвались вертикальными снопами ослепительного огня, и дальнейшая резня была видна, как на ладони. Татары мигом сообразили, кто учинил этот фейерверк, и перепугались до полусмерти, зная, что ждать пощады от колдуна с его «невидимками» нечего. И кстати, правильно думали! Лишь немногие из них спасли свою шкуру…

Теперь в бывшем татарском стане за Днепром догорало то, что ещё могло гореть. Зарево приличное, видно издалека. Ничего, пусть узкоглазые видят! Пусть знают, кто разгромил их лагерь. Правду сказать, если бы не Карсидар, татары давно разрушили бы Киев. Так и должно было случиться — после взятия приступом Переяслава и Чернигова дикари намеревались совершить бросок на столицу. Отряд под предводительством хана Менке был послан для разведки подходов к Минкерфану, как называли они город. Ждали лишь наступления морозов, которые сковывали Днепр ледяным панцирем.

Гибель разведывательного отряда от «колдовского огня» заставила татар приостановить победоносное шествие на запад, временно затаиться и начать накапливать грандиозные силы для решающего удара. Русичи вовсю готовились к обороне. Намечалась схватка, каких ещё не видывали в здешних краях. А возможно, и нигде в мире. Битва под Киевом грозила превзойти даже знаменитое сражение на Озере Десяти Дев в Орфетане! Хорошо что здесь некому стрелять Карсидару в спину. То есть, люди митрополита Иосифа, конечно, могли бы выстрелить, однако жрецы традиционно не участвовали в сражениях. К счастью…

— Эй, коновалы, живее там!

Это Ипатий подгоняет замешкавшихся воинов с последней плоскодонки. «Коновалы»… Подходящее прозвище! Надо признать, в самую точку. Ведь каждая их вылазка — самая настоящая резня. И всякий раз они одерживают победы исключительно благодаря внезапности наскоков и быстроте действий.

Впрочем, и такое подразделение может пригодиться в предстоящей битве. Все воины, как на подбор, рубаки отменные. Из ста пятидесяти человек, отправившихся за Днепр вчерашним вечером, осталось сто тридцать девять, восемь ранено, трое убиты. Раненых следует поскорей отправить к Читрадриве, пусть подлечит их вне очереди. Убитых заменить… Может, добрать ещё человек пятьдесят сверх того, чтобы стало две сотни. Как это будет звучать? «Коновальская двусотня»?

Карсидар поделился своими соображениями со стоявшим рядом Михайлом. Тот усмехнулся, пригладил бороду, сказал:

— Да пусть будет как угодно, лишь бы ребятушки делали своё дело. Вот как сегодня, — и кивнул на северную зарю, таявшую по мере того, как разгоралась заря настоящая. — То-то Данила Романович порадуется! Ты, Давид, надо сказать, неплохой подарочек ему сделал. Не считая разбежавшихся, татар побито почти девять сотен. И это супротив наших одиннадцати!

— А ты пойдёшь командовать одной из моих сотен?

— К тебе под начало, что ли? — Михайло хитро прищурился, и в голове у него пронеслось: «Ишь прыткий зятёк! Уже и тестя подчинить захотел! Такому палец в рот не клади». А вслух сказал:

— Нет, шалишь! Сейчас я сам себе господин, а ты на меня, чего доброго, путы накинешь — ты не Остромир. Но ежели с тобою за Днепр съездить да татарву пошерстить — так я всегда с дорогой душой, сам знаешь. А коли тебе впрямь сотники нужны, бери Ипатия, а вторым Гната. Из них сотники что надо, а Ипатий, вдобавок, тебя от самого начала знает. Не забыл ещё, как он башку твою подолом рубашки обматывал? Но тогда мы все думали, что ты на одно колдовство горазд, зато теперь каждый знает, как славно ты рубишься.

Да, в течение весны и лета Карсидар имел немало шансов сполна продемонстрировать своё мастерство! И, утомившись от зимней скуки, когда волей-неволей приходилось изнывать от вынужденного безделья, он сражался с огромным удовольствием, с каким-то заразительным упоением. Его меч был легче применявшихся татарами, а в сравнении с мечами русичей и вовсе выглядел едва ли не игрушечным, не говоря уж о двуручных мечах тяжеловооружённых воинов. К тому же Карсидар никогда не пользовался щитом и не надевал никаких доспехов, кроме разве что шлема и тонкой кольчуги. Тем не менее, оставаясь во время боя вроде бы легко уязвимым, он ухитрялся проделывать своей «игрушкой» настоящие чудеса. От стрел и дротиков Карсидар попросту уворачивался (помогала чрезвычайная чувствительность, появившаяся после снятия серьги), даже более того — успевал отбивать их налету мечом. В случае необходимости мог воспользоваться также тяжёлой боевой секирой, копьём или булавой, хотя последний вид оружия он недолюбливал. А способность внезапно выпустить из рукава три арбалетных стрелы повергала в трепет и врагов, и союзников. Уже к концу березоля, как именовали русичи первый весенний месяц, ни один татарин не отваживался добровольно вступить в поединок с «колдуном-урусом», возглавлявшим летучие отряды «невидимок».