Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

Что ж, на самом деле так оно и было, и Роджер это знал. Невзирая на положение, которое он и Дейнси занимали теперь в Палмарисе, они действительно были простолюдинами. Джилсепони одарила их богатой одеждой, но они даже не знали, как ее правильно носить. В этих нарядах они еще больше чувствовали себя не на месте.

Роджер постоянно напоминал себе, ради чего они появились здесь ранней весной, едва дороги освободились от снега, а Мазур-Делавал — ото льда. Они с Дейнси приехали поддержать Пони Виндон. Нет, не королеву Джилсепони, а именно Пони Виндон — их дорогого друга. И видя искривленные в презрительных гримасах лица придворных, которым словно делалось дурно от одного их присутствия, Роджер в очередной раз убеждался, насколько Пони сейчас нуждается в их поддержке.

А жизнь Пони в Урсале и в самом деле становилась все тяжелее. По улицам столицы беспрестанно расползались гадкие слухи; люди шептались, что король и королева давно забыли о супружеском долге и даже почти перестали разговаривать друг с другом. В любом кабаке Урсала и окрестных селений можно было услышать грязные шуточки про «королеву из народа».

И вся эта мерзость имела корни здесь, в роскошных дворцовых покоях, на ухоженных аллеях и лужайках прилегающих к замку садов. До чего же Роджеру хотелось вытащить меч и призвать всю эту придворную дрянь к ответу!

— Как только она выдерживает это день за днем? — тихо спросила Дейнси. — Как сносит все эти вызывающие взгляды и даже не пробует ответить?

— А ты представляешь, что произойдет, если она так поступит? — ответил Роджер. — Это просто приведет двор к распаду и причинит ее мужу еще большие страдания. Не забывай, что Дануб — король. Получается, что тогда ее жизнь станет еще тяжелее.

— Если наш король допускает, чтобы его жена страдала и мучилась, надо бы ему для вразумления хорошенько двинуть коленкой под зад, — заявила Дейнси.

Простая житейская логика была для этой женщины броней, защищавшей от презрительных взглядов высокородных вельмож. Роджер даже засмеялся — насколько его жена не разбиралась в изощренных хитросплетениях придворной жизни.

Если бы все было так просто!

— Не найдется ли еще каких-нибудь бродяг, которых вам было бы благоугодно поселить в Урсальском замке? — язвительно осведомился герцог Калас, заметив королеву на балконе, откуда она глядела на простор Мазур-Делавала.

Вопрос неприятно задел Джилсепони, однако она удержалась от язвительного ответа. До чего же глуп этот Калас! До чего глупы все эти чванливые и кичливые придворные! Им невдомек, что Роджер He-Запрешь более чем кто либо заслуживает право на кров в Урсальском замке. Кто считал, сколько жизней спас юный Роджер во время войны с демоном-драконом? Пятьдесят? Или в сто раз больше? Щупленький парнишка, он в одиночку отправлялся в занятую поври Кертинеллу, чтобы спасти узников из лап этих чудовищ. А как решительно помогал он ей и Элбрайну во время другой войны — с отцом-настоятелем Марквортом, — прекрасно сознавая, что в случае поражения пощады они не дождутся. И все это время придворная знать преспокойно сидела в замке, попивая вино и болтая о всяческих пустяках. Они не знали (да и вряд ли желали знать) о том, что творилось далеко на севере, в той же Кертинелле, где кровожадные поври едва не казнили несчастную вдову, посмевшую взять лишний сухарь. Эти придворные никогда не участвовали в честных и открытых сражениях. Их битвы велись исподтишка, не нарушая «правил приличия», у жертв за спиной.

Когда Калас подошел и встал рядом с ней, упершись сильными руками в перила балкона, Джилсепони недовольно прищурила глаза.

— Вы никак не можете понять, что некоторым здесь не место, — заметил герцог.

Королева повернулась к герцогу, и их взгляды скрестились.

— Тогда как для других людей замок является родным домом, — закончил свою мысль Калас.

Теперь понятно, зачем он явился сюда, подумала Джилсепони. До недавнего времени герцог, как и все остальные придворные, подчеркнуто сторонился ее. Сейчас же он, похоже, был готов ринуться в бой. И это тоже понятно: Калас только что вернулся из Йорктауна, от Констанции Пемблбери.

— Она настолько раздавлена, что даже не может выносить дневного света, — продолжал Калас, глядя на раскинувшийся внизу город. — У Констанции отняли все, что составляло смысл ее жизни. По сути, отняли и саму жизнь. И все из-за мелочной ревности женщины, которая не имела права становиться королевой.

Джилсепони резко обернулась. Ее глаза метали яростные молнии. Герцог тоже повернулся и, не дрогнув, в упор посмотрел на королеву.

Тогда, не сдержавшись, она ударила его по лицу.

В какой-то момент Джилсепони показалось, что теперь между ними произойдет настоящее сражение!

Но Калас только презрительно рассмеялся.

— Разве вам мало, что вы отняли у этой несчастной женщины любимого человека, отца ее детей? — спросил он. — Вы хотите полностью ее уничтожить?

— Я не предпринимала никаких действий против Констанции, — ответила королева.

— Значит, она может вернуться в Урсальский замок?

— Нет, — быстро возразила Джилсепони.

Герцог вновь рассмеялся, еще более презрительно, после чего повернулся и зашагал прочь, всем своим видом показывая крайнее неудовольствие.

— Вы считаете меня мелочной и ревнивой, — бросила ему вдогонку Джилсепони, едва веря, что эти слова сорвались с ее губ.

В самом деле, почему она должна оправдываться перед герцогом Каласом?

Тот остановился и медленно повернулся к ней.

— Я могла бы намного суровее обойтись с Констанцией, — продолжала женщина, сама не зная, почему вдруг решила заговорить об этом.

Возможно, потому, что она и так слишком долго была вынуждена терпеть отвратительные шутки, грязные сплетни, шушуканье у себя за спиной и откровенно враждебные взгляды.

— Я лишь ответила на ее действия.

— И все потому, что Дануб ее любит? — осведомился герцог.

— Как раз потому, что он ее не любит, — возразила королева.

— Разумеется. Он любит Джилсепони, — издевательски усмехаясь, заметил Калас.

Его слова больно задели женщину, ибо ей, по сути, было нечем возразить на этот сарказм. Отношения между королевской четой в последнее время действительно стали прохладными. Весьма прохладными.

Вопреки своему же решению не говорить об истинной причине изгнания Констанции, Джилсепони все-таки рассказала Каласу о том, как Констанция приказывала подмешивать ей в пищу отвар особых трав, которые та получала от настоятеля Огвэна, и как главный повар Кеникан, не в силах ослушаться, добавлял в кушанья королевы значительные его порции.