Триумвират (СИ) - Луций Корнелий
— Идти на уступки чудовищу?
— Думаю, ради победы над более опасным врагом, можно пойти на уступки. Я был в Шадде. Я сражался там вместе с Карром. Враг упорен. Гремят битвы с десятками тысяч воинов с каждой стороны, но границы почти не меняются. Силы слишком равны. Каждая мелочь может изменить ход событий. И терять море нам совсем нельзя. Если Мирканто окажется опасна для людей, то пусть с ней разбирается Азард. Одолел мать и с дочерью должен сладить. Меня же интересует победа над Шаддом.
Сагион нахмурился. На его суровом лице отражалась внутренняя борьба. Однако по факту он не желал отдавать клинок… просто из вредности и презрения к монстрам. Еще один упертый дед старой закалки. Как будто одного Карра мне было мало.
— Проклятье, ладно… — сквозь зубы процедил древний стратег. — Здесь на дне клинок пользы не приносит. Ради Рега я отдал годы жизни, литры крови и сундуки золота. Могу ли теперь пожалеть одну безделушку? Забирай его. Только не касайся лезвия иначе ничто на свете тебя не спасет.
— Хорошо. Я благодарю вас от имени всех достойных потомков Рега.
— Не нужно, — отмахнулся Сагион. — Отблагодарить меня стоит делами, а не словами. Карр рассказал, насколько изменился Рег. Империя, — с презрением произнес стратег. — Заветы забыты. Сенаторы якшаются с демонами и колдунами. Орел лишился одного из крыльев. Ты понимаешь, о чем я?
— Одного из крыльев?
— Да. Два крыла орла-воителя. Два лика войны. Клепсида и Забытый. Дева и Старик. Ты обладаешь лишь половиной силы. Холодом разума, но не огнем сердца. Без силы Старика мы никогда не победили бы Канртег. Ночная Хранительница — Гетиона дает нашим героям возможность бороться с вражескими чарами. Карр сказал, что вы сейчас завете это подавлением. Хорошее слово. Магию стоит давить. Только вот герой может применять такую силу лишь рядом с собой. Его возможности ограничены. Но стратег, постигший Пути Старика, способен объединять в себе подавление всех воинов своей армии. Концентрировать его. Не просто подавлять магию, а обращать ее против колдунов. Так я убивал архонтов Канртега. Их собственная темная кровь, пропитанная силой титанов, вскипела и погубила проклятый род жрецов-поработителей. Но и они успели добраться до меня. Впрочем, ты это знаешь. Море поглотило нас, но бой не окончен.
Так… Кажется, я начинаю понимать, какой силой обладает Карр, и чем он отбивался от демонов-убийц Сената.
— Сила Старика велика, — продолжал рассказ Сагион. — Она позволяет внушить людям храбрость, лучше понимать их, поддерживать и защищать их души от проклятий, бороться с магией. Холодный разум и пылающее сердце — таков должен быть идеальный стратег. Но подлецы скрыли это. Очернили второго Бога войны. Сделали Старика Забытым. Все, чтобы легче удерживать свою власть. Обжираться и вечно пировать.
Ясно. Если обладающий подобной силой стратег развивал её до уровня Карра или Сагиона, то само его существование полностью уничтожает баланс внутри Империи. Он может легко начать войну с целью узурпировать власть, а потом править единолично, не считаясь с интересами Сената или торговых элит. От этой силы решили отказаться. Могуществу, которое когда-то спасло Республику, не нашлось места в Империи. Два взаимодополняющих лика войны решено было разделить на добро и зло. Так проще. Так легче контролировать стратегов и их войска. Силу Забытого в Империи променяли на сделку с демонами-убийцами.
— Дева и Старик, — задумчиво произнес Сагион, хмуря седые брови. — В каждом из них есть доброе и злое. Как Старик разжигает войны из ярости и жажды славы, так и Дева начинает битвы ради амбиций и выгоды. Такова истина. И яростное сердце, и холодный рассудок лишены жалости.
Тут спорить не буду. Особенно, вспоминая речь Сандиса о сущности дара Клепсиды. Имперским жрецам выгодно описывать ее доброй и милосердной богиней, которая старается избегать лишних жертв. Однако правда в том, что любая жертва рациональна, если на другой чаше весов достаточно ценный приз. Разум — это клинок, который остается острым лишь будучи обжигающе холодным. Привязанности размягчают. Имеются повод и выгода — действуй, не жалея о побочном ущербе.
— Даже у грозного Старика есть добродетели. Смелость, доблесть, преданность, возмездие злодеям, — добавил Сагион. — Но мои жалкие потомки отвергли их. Превратили наши легионы в однокрылого орла. Оттого и поражения в Шадде.
— Но есть способ вернуть эту силу? Я могу ее обрести?
— Конечно. Ты уже на пути к ней, раз берешь в руки меч и не боишься встать рядом с солдатами. Дар Девы приходит сам. Он ищет подходящие добродетели. Дар Старика заслужить одновременно проще и сложнее. Повторяй за мной. Готов?
— Да.
— Своей кровью и жизнью, своей доблестью и грядущей славой, я клянусь отправить на пир Отца Войны сотню вестников. Каждого из них я уважу честным поединком. У каждого из них будет шанс, но победа достанется мне. Если клятва будет выполнена, то пускай ветер принесет мне имя Отца Войны. Если клятва будет выполнена, то я уже не отступлю с его пути. Сказано и будет сделано.
Я повторил все слово в слово, чувствуя, как мое призрачное тело пробирают мурашки. Там наверху мне ещё многое предстоит сделать. Если я правильно понял клятву — победить в бою и убить сотню врагов. Такова цена второго крыла Дара стратега.
— Вот и все, — усмехнулся Сагион. — Просто, но непросто. Если сдюжишь сотню врагов, то Старик может взглянуть на тебя одним глазком. Не обязательно выбирать самых сильных. Главное, чтобы они представляли для тебя угрозу. Нужен бой, а не убийство. И, кстати, про убийства. Бери.
Сагион взял со стола и протянул мне короткий меч, держа его за лезвие.
— Это он? — спросил я.
— Он самый. Я могу держать его за клинок. Меня Мирканто уже не заберет. Но ты касайся только рукоятки.
Я принял меч. Легкий. Клинок не из металла, а из чего-то наподобие кости, однако лезвие тоньше, чем даже у железного гладиуса. Рукоять же казалась невероятно холодной. Её темный металл без украшений будто вытягивал силы.
— Двумя великими артефактами я разжился, — усмехнулся Сагион. — Один отдал Карру, другой Михаиру Лиардиану. Как ты вообще попал в это семейство? Женился?
— Усыновили.
— Это правильно.
— А какой артефакт получил Карр?
— Сам скажет, если захочет. А тебе пора. Время здесь идет иначе. Наверху скоро уже рассвет. Это будет спокойное утро. Я не прекращу сражение, но возьму небольшую передышку. Пусть твои люди спокойно проснутся и залечат раны. Бывай, Михаир Лиардиан. Сражайся во славу Рега.
И прежде, чем я успел ещё что-то спросить, все вокруг завертелось. Призрачный лагерь
