Татьяна Каменская - Ожидание

Пожилой мужчина опять глянул на Нику подозрительно, пожал плечами, пошел к дверям. А Ника, припав к Марии, лежащей на диване, торопливо заговорила:

— Потерпи мама, сейчас приедет скорая! Ты жди её! Жди меня и моих детей. Ты слы-шишь мама? Я тебя прошу, только дождись…

Мария лежала в забытьи на диване, и Ника, погладив пожилую женщину по руке, отвернулась и быстро пошла вслед за мужчиной, который уже подходил к автомо-билю. Машина заработала сразу, утробно издавая звуки вхолостую работающего двига-теля. Водитель, глянув на свою странную пассажирку, хмуро спросил:

— Ну, что теперь?

— Отвезите меня на Набережную, шесть! Это ближе к вокзалу кажется, и заодно там- же вызовите скорую, а заодно и милицию.

— А вы?

— А я… — Ника закусила губы, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. — Я должна быть там, где мои дети! Я должна спасти их!

Мужчина удивлённо взглянул на рядом сидящую молодую женщину и поразился той решимости, что так ясно угадывалась во всём её облике, а не только в её лице, скры-том в темноте ночных сумерек.

— Странная женщина! — думал мужчина, трогая с места машину. — У неё мать поч-ти умирает, а она даже слезинки не проронила…

В свете фонарей осветивших салон он вновь увидел лицо женщины, и опять чему-то поразился. Досадливо хмыкнув, укоризненно покачал головой. Его мучила словоохотли-вость, но опять что-то сдерживало его, и он иной раз страдальчески хмурил брови, иной раз вздыхал, но не решался заговорить. Когда же, наконец, машина покатила по длин-ной прямой дороге, он повернулся к женщине и хмуро произнёс:

— Сейчас будет Набережная! Где вас высадить?

Женщина судорожно вздохнула, и, помолчав, ответила: — Номер дома- шесть, а это нача-ло улицы! Я дойду! Остановите машину!

И помолчав, продолжила торопливо: — Вы не забудьте пожалуйста, вызовите скорую и милицию на Фабричную… Вот вам деньги…всё что есть… не посчитайте за труд…

— А вы?

Но вопрос пожилого мужчины повис в воздухе. Хлопнув дверьми машины, женщина стала быстро удаляться в сторону начала улицы, первыми на которой расположились маленькие, покосившиеся домики

— Набережная шесть! Шесть…шесть… — напряженно вглядываясь в номера домов, шептала Ника. Когда же на одном из маленьких темных домиков она увидела едва различимую цифру шесть, она рванулась вперёд, но вдруг, словно вспомнив о чем-то, ог-лянулась.

"Москвич" стоял на своём прежнем месте, мотор тихо работал. Ника махнула рукой, словно провожая или прощаясь с тем, кто сейчас сидел в своём старом допотопном ав-томобиле, и с трудом, даже, скорее всего с некоторым чувством страха, соображал, что ему надо сделать вперёд, вызвать скорую на Фабричную… или милицию на Набережную? Наконец, громко заурчав, автомобиль тронулся с места, а женщина, толкнув калитку, вошла во двор покосившегося домика.

Ника взошла на крыльцо, и лишь успела дотронуться до щеколды, как дверь, обшитая черным дерматином, распахнулась, и цепкая рука с длинными тонкими пальцами, сверкнув мертвенным блеском ногтей в свете выплывшей из-за дерева яркой луны, схватила Нику за плечо, и, втянула её в темноту холодных сеней.

ГЛАВА 39.

Её втолкнули в комнату, маленькую и низкую, как и сам домик. Свет был погашен, но Ника, присмотревшись, увидела в тусклом лунном свете, льющемся из окна, два тем-ных маленьких пятна, вернее две фигурки, прижавшиеся друг к другу на полу в углу комнаты.

— Дети! — рванулась к ним Ника, но сильная рука мужчины опять больно стиснула ей плечо, и грубый мужской голос с усмешкой произнёс:

— Ну что? Как я говорил? Ты приползла ко мне!

Ника с ненавистью глянула на черную фигуру мужчины, огромным страшным обла-ком нависшим над ней. Резким движением, сбросив со своего плеча тяжелую руку, она произнесла:

— Я не ползла! Я летела как птица, но не к тебе, а к своим детям!

— Ах, ты…!

Ника увидела в следующее мгновение лишь руку, взметнувшуюся вверх, и сильный удар пощечины обжёг ей лицо. Две тёмные фигурки у окна дёрнувшись, застонали, а Ника, держась рукой за щеку, с недоумением уставилась на мужчину, как-бы удивляясь чему-то.

— Так значит, это ты?

Мужчина резко подтолкнул Нику вперёд, так что, качнувшись, она уперлась в неболь-шую лавку, что стояла у окна, но, не удержавшись, упала на неё, а затем на пол. Мужчина вдруг захохотал громким грубым смехом. Ника со страхом вглядывалась в че-ловека, чей силуэт на стене колыхался и извивался словно какое-то жуткое порож-дение зла, или огромного чудовища, которое надвигалось на неё, захватывало…

— Зачем, ты преследуешь меня? Зачем? Ведь прошло столько лет?

Мужчина внезапно перестал хохотать, и, уставился на Нику.

— Так! Значит ты, наконец, узнала меня? А я ведь приходил к тебе много лет тому назад, но ты сделала вид, что не знаешь меня. Я был тогда лучше…лучше! Но ты тог-да не пожелала меня узнать. Почему?

Мужчина подошел, присел над Никой, и, протянув руку, погладил холодными, как у по-койника пальцами её лицо. Вдруг почувствовав острый приступ тошноты, она резко отп-рянула в сторону, и тут-же ощутила под руками детские ножки, связанные веревками.

— Ты говоришь загадками, я не понимаю тебя, я не видела тебя…много лет. — лихора-дочно что-то пыталась сообразить Ника. — Если бы ты подошёл ко мне, я бы конечно уз-нала, но я не помню…

— Нет? — подскочил мужчина к Нике, и, рванув её к себе, тут — же отбросил обратно на пол. — Ты говоришь, не помнишь меня?

Мужчина забегал по комнате, а Ника, опять нащупав в темноте узел, потянула его на себя, и с волнением почувствовав, что верёвка поддалась, стала вытягивать её из узла.

— Сиди тихо! — шепнула она сыну, хотя вероятно, это было напрасное предупреждение. Дети до сих пор не проронили ни единого слова, просто из-за того, что в рот им был всу-нут кляп. Ника, секунду передохнув, потянулась было опять к сыну, но тут мужчина, ос-тановился и выхватив откуда-то из темноты комнаты скрипучий расшатанный стул, усел-ся с размаху на него, напротив Ники, уставившись на неё.

— Конечно, ты меня и сейчас, навряд ли, узнала бы. — словно раздумывая произ-нёс он, и помолчав добавил. — Ну, почему ты тогда меня не узнала? Почему?

Мужчина повторил свой последний вопрос с надрывом и, закрыв лицо руками, замер. Глухой стон вдруг вырвался из его груди, и Ника испуганно замерла, теребя конец ве-рёвки, нащупанной на руках сына.

— Если бы ты знала, если бы видела, что ты сделала со мной за все эти годы! — почти простонал мужчина, не отнимая рук от своего лица.

— Я? — растерянно произнесла Ника. — Но в чём ты можешь обвинить меня, в чём? Ес-ли бы я это знала, может, и поняла бы тебя!