Николай Ярославцев - Преднозначение

-У – у – у! Мучитель! – Бубнила кикимора, подобравшись совсем близко к ним.  – Чтоб ты о сучок запнулся и носом в землю ткнулся. Уж я бы тебя поднимать не стала. А еще бы и ногой давнула. Всю девку мне изнохратил. Места живого не осталось на ее теле белом.

-Уже лучше. – Хвалил он.

К обеду с ног валилась от усталости на землю. Радогор садился рядом и ласково обнимал.

-Это еще ничего, Ладушка. Большая, терпеть можешь. А я слезами, бывало, горючими обливался. Правда, сам не знаю как, иногда выходило то, что и дедко не знал.

Вечером же снова нес ее на руках под злобные взгляды берегини. На четвертый или пятый день пожаловалась.

-Все тело иззуделось. Будто кто лопатой под збрую мне мурашей набросал. И потом несет, как от лошади.

-Как разбегутся твои мураши, так и кольчугу снимем. – Ответил он и отвел взгляд в сторону. – А то, может, все – таки останешься?

Стиснула зубы, яростно сверкнула глазами и обрушила на него град безжалостных ударов, любой из которых и голову мог разбить.

Улыбнулся и отступил на шаг.

-Молодец, Ладушка. – Одобрительно качнул головой. – Только запутывать забыла. И меняй направление атак, чтобы думалось, не один твой меч грозит, а десяток по крайней мере со всех сторон  набросились, как деревенские псы на бэра.

Влада в ответ зубами скрипнула.

-Как же, дашь ты мне себя запутать! Дождешься от тебя, только подол подставляй.

-А ты забудь, что это я. Думай, что кто то другой, кого ты сильно не любишь.

Влада повеселела, но скоро снова нахмурилась.

-Не могу, Радо.  – Задыхаясь, с трудом выговорила она. – Ты их уже всех поубивал, кого я сильно не любила.

Радогор бросил быстрый взгляд на ее унылое, озабоченное лицо и расхохотался. Лада, думая, что он потешается над ней, опустила палицу.

-У человека горе горькое, мураши заедают заживо, ложка из рук валится, кусок в горло не лезет, а на тебя смех напал. 

-Раньше надо было сказать. Одного бы обязательно оставил. Придется тебе на мне зло срывать.- Радогор с трудом подавил смех и мягко, как большой хищный зверь, шагнул вперед и коснулся палицей ее груди. - Убита! Никогда не опускай свой меч. Враг может схитрить и обмануть тебя, как я сейчас.  Если не уверена, добей. Мучиться не будет.

Лада всхлипнула от новой обиды.

-Это не честно.

-Честно или нет, мертвый уже не скажет. – Уверенно заявил он. – Бой редко бывает честным. И в спину могут ударить, и с боку, когда не ждешь, и пятером на одного… Тогда и вовсе о чести не вспомнишь. В бою все хорошо, что уцелеть помогает. Можно и пятой в колено, и сразу мечом сверху…

Науку она запоминала быстро. Не зря ее учил бою на мечах покойный князь Гордич. Гибкая и ловкая, быстрая в движениях, она все схватывала с лету. И к концу седьмицы Радогор уже ворчал меньше и к их ложу под деревьями она добиралась на своих ногах. Но, как и в первые дни, сразу валилась замертво, не успев уронить голову на изголовье. И кикимора начала успокаиваться, решил Радогор, поскольку уже реже слышал ее злобное ворчание.

К бою на мечах Радогор добавил ножевой и рукопашный и на ее молчаливый протест, решительно заявил, ломая слабое сопротивление.

-Нового нет, быстро запомнишь, как руку сломать или ногу покалечить. А шею свернуть и того проще, если знаешь как.  Трудней на землю ринуть, когда кто потяжелее попадется под руку.

Говорил с таким спокойствием, словно речь шла не о человеческих руках и ногах, а сломленной ветке. Пожалуй, и о ветке больше тревожился.

-Радо, а ты не забыл, что я девка, не парень? – Чувствуя, как холодеет в груди после его слов, спросила она, уведя взгляд в сторону.

-Воин, если меч в руки взяла. – Скупо отозвался он. Смутился и виновато, как уже несколько дней не говорил, добавил. – Одни мы будем, Ладушка. Ни Ратимира рядом, ни ребят. Даже берегини близко не будет. Только друг на друга сможем надеяться. Ты на меня, я на тебя.

И с мягкой улыбкой, заботливо, спросил.

-Мураши все еще кусают? Или уже убежали?

-Какие мураши? – Не сразу поняла Лада. Перед ее глазами все ещестоял бесконечный и враждебный мир. Повела плечами, кольчуга тут же отозвалась тихим перезвоном тысяч колечек. – Вроде нет…

-Тогда снимай. – Все с той улыбкой разрешил он. – Оденешь, когда в седла сядем.

-Уже? – Обрадовалась она и прыгнула ему на шею. – Так скоро?

И заторопилась, снимая ее, как платье, за подол.

-Отдыхай сегодня. – Сжалился он, не вынеся ее счастливой улыбки. – А это, чтобы тоска от безделья не заела.

И повесил ей через плечо перевязь с метательными ножами.

-Кидай, пока втыкаться не начнут.

Его взгляд нашел в десятке шагов толстый, в сажень высотой, пень, взмахнул рукой и резким движением послал в него нож.

-Отпускай с прямой руки, когда она опустится до глаза. И кистью не крути, чтобы не вертелся.

И со стуком всадил в пень еще один нож.

Подошел к нему, качнул рукой сначала один нож, вытащил, потом и другой…

-Бросай, но сначала примерься к ним, чтобы рука привыкла.

Первый нож пролетел мимо пня и зарылся в траву. Туда же отправился и другой. И только после третьего броска нож скользом задел пень.

Взялась за четвертый нож и Радогор сам поправил ее руку.

-Поцель, будто не нож у тебя в руке, а самострел. – Посоветовал он, и придерживая руку, направил замах.

Проследил за сверкнувшей искоркой и, услышав чавкающий звук, удовлетворенно улыбнулся.

-Мечи дальше. Глаз у тебя хваткий, рука твердая, а к ногам сама приладишься. Эта наука вроде баловства. Как блины по воде пускать. А доведись, жизнь убережет. Только приноровиться надо.

Постоял, наблюдая за тем, как ножи слетают с руки, несколько раз поправил кисть, постоял, прислушиваясь к тому, как ножи встречаются с древесиной.

-Бей на полный замах и во всю силу. Чем пальцы ближе к рукояти, тем дальше будет бросок. – Сказал он, провожая взглядом очередной бросок. – Пойду, попрошу матушку баню для тебя истопить, чтобы всех дохлых мурашей сполоснуть.

Сказал без улыбки. Но Лада густо покраснела и искоса бросила на него сердитый взгляд, а нож в пень вонзился с такой силой, что Радогору самому пришлось извлекать его. И он поспешил, перекинув кольчугу через плечо, оставить ее одну. А ей скоро новое занятие пришлось по душе. Прав был радогор, когда говорил, что это вроде детской забавы. Ножи втыкались все чаще и чаще. И к рукояти рука приноровилась, и к лезвиям необычной формы. И к тому времени, когда он вернулся, редкий нож валился в траву.

А он постоял в сторонке, следя за ней с легкой улыбкой. Но прежде, чем позвать в баню, заявил.

-Утро с этого начинать будешь. А потом уж все остальное. – И доверительно признался.  – Мне многое трудней давалось, а у тебя все смехом.