Фриц Лейбер - Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Роман т. 1

Кража сошла приятелям с рук: их не тревожила ни ленивая ланкмарская стража в коричневых кирасах, ни герцог Даниус — если он даже и нанял сыщиков, чтобы те отыскали дом, то с этой нелегкой работой они не справились. Несколько дней Серый Мышелов и Фафхрд наслаждались счастьем в своем новом жилище: поглощали роскошные яства Даниуса, то и дело бегая в «Угорь», дабы пополнить запасы вина; Мышелов два-три раза на дню подолгу принимал ванны, от души пользуясь всяческими благовониями, мылами и притираниями, Фафхрд же через день ходил в городские парные бани, а большую часть времени посвящал книгам, совершенствуя свои и без того немалые познания в верхнеланкмарском, илтхмарском и квармаллийском языках.

Постепенно в спальне Фафхрда воцарился весьма уютный кавардак, в то время как Мышелов неукоснительно содержал свою комнату в полном порядке и чистоте — так проявлялась натура каждого.

Через несколько дней Фафхрд обнаружил еще одну хитроумно спрятанную библиотеку, которая состояла исключительно из книг, посвященных смерти, и таким образом являла собою полную противоположность подборке эротических произведений. Фафхрд нашел новые книги не менее познавательными, тогда как Мышелов развлекался, представляя себе, как герцог Даниус, перебегая из одной спальни, где лежала девушка (или девушки), в другую, останавливается на минутку, чтобы просмотреть несколько абзацев касательно видов удушения или действия клешских ядов, добываемых в джунглях.

Однако же друзья не приглашали девушек в свой прелестный новый дом и, вероятно, были совершенно правы: не прошло и половины луны, как Мышелову стал являться призрак стройной Иврианы, а Фафхрду — высокорослой Вланы; оба духа, по-видимому, восстали из пепла, который летал вокруг дома и даже прилип снаружи к его стенам. Девушки-призраки не произносили ни слова, даже самым тихим шепотом, не прикасались к своим кавалерам и, проходя мимо, не задевали их хотя бы одним волоском; Фафхрд ничего не говорил Мышелову о Влане, а тот в свою очередь помалкивал о посещениях Иврианы. Обе девушки неизменно оставались невидимыми, неразличимыми для уха, неосязаемыми, но они были.

По секрету друг от друга приятели стали обращаться за советом к ведунам, шаманам, астрологам, магам, некромантам, предсказателям, знаменитым врачам и даже к жрецам, стремясь обрести исцеление от своего недуга (каждый хотел, чтобы подруга являлась ему в каком-нибудь более осязаемом виде или не являлась вовсе) и не находя его.

В течение трех лун Мышелов и Фафхрд — очень любезные друг к другу, очень терпимые, всегда готовые поддерживать шутку, улыбающиеся гораздо чаще, чем обычно, — неуклонно теряли рассудок. Мышелов понял это, когда, проснувшись как-то пасмурным утром, открыл глаза и увидел, наконец, бледную двухмерную Ивриану, которая печально взглянула на него с потолка и бесследно исчезла.

На лбу и щеках у Мышелова выступили капли пота, в горле запершило, он почувствовал, что задыхается и вот-вот извергнет содержимое своего желудка. Тогда единым взмахом руки он отбросил простыни и как был, нагишом, ринулся через гостиную в спальню Фафхрда.

Северянина там не было.

Мышелов долго смотрел на пустую измятую постель. Затем одним махом влил в себя полбутылки крепленого вина, после чего сварил котелок обжигающего вздрога тройной крепости. Отхлебнув, он почувствовал, что его начинает трясти. Тогда он накинул шерстяной халат, туго подпоясался, натянул шерстяные носки и, хотя у него все еще зуб на зуб не попадал, допил дымящийся напиток.

Весь день он то мерил шагами гостиную, то валялся в большом кресле и, чередуя крепленое вино со вздрогом, ожидал возвращения Фафхрда, время от времени поеживаясь и кутаясь в теплый халат.

Но Северянин так и не появился.

К вечеру, когда окна, в которые были вставлены тонкие сероватые пластинки из рога, пожелтели, мысли Мышелова приняли более практическое направление. Ему пришло в голову, что единственным волшебником, с кем он еще не советовался относительно своего кошмара с Иврианой, висящей на потолке, — Мышелов решил не упускать последний шанс, поскольку считал, что именно этот чародей может оказаться не мошенником и не шарлатаном, — был Шильба Безглазоликий, живший в пятиногой хижине на Великой Соленой Топи, что лежала на восток от Ланкмара.

Скинув шерстяные одежды, он поспешно облачился в свою серую тунику из толстого шелка, обул башмаки из крысиной кожи, привесил к поясу тонкий и длинный меч Скальпель и кинжал Кошачий Коготь (еще раньше он обратил внимание, что повседневная одежда Фафхрда и его оружие — меч Серый Прутик и кинжал Сердцеед — отсутствуют), подхватил плащ с капюшоном, сшитый из той же материи, что и туника, и выскочил из жуткого домика, охваченный внезапным страхом, что печальный призрак Иврианы явится ему снова и исчезнет, не сказав ни слова и даже не прикоснувшись к нему.

Солнце уже спустилось к самому краю горизонта. Мальчик из «Угря» чистил отхожие места. Едва сдерживая ярость, Мышелов осведомился:

— Фафхрда сегодня видел?

Парнишка вздрогнул и ответил:

— Ага. Он рано утром ускакал на большой белой лошади.

— Никакой лошади у Фафхрда нет, — хрипло и грозно проговорил Мышелов.

Парнишка снова вздрогнул.

— В жизни не видал такой крупной кобылы. На ней было коричневое седло и украшенная золотом сбруя.

Мышелов зарычал и начал вытаскивать Скальпель из ножен, сшитых из мышиной кожи. Но тут за спиной у мальчишки он увидел поблескивающего в сумраке громадного вороного коня в сбруе накладного серебра и под черным седлом.

Мышелов рванулся и, стрелою промчавшись мимо парня, который от неожиданного толчка полетел в грязь, взметнулся в седло, схватил поводья, сунул ноги в стремена — по высоте они оказались ему в самый раз — дал коню шенкеля, и тот, с места в карьер пронесшись Тусклым переулком, свернул на север, на Извозчицкую, затем на запад, на улицу Богов (толпа только шарахалась в стороны), и вылетел из города через Болотную заставу, прежде чем стражники успели занести для броска копья с зазубренными наконечниками или хотя бы преградить ими дорогу.

За спиной у Мышелова было заходящее солнце, впереди — ночь, влажный ветер обвевал разгоряченное лицо, и все это ему нравилось.

Черный конь проскакал по Насыпной дороге шестьдесят полетов стрелы или около того, то есть примерно триста шестьдесят полетов копья и внезапно свернул с дороги к югу, да так неожиданно, что Мышелов чуть не вылетел из седла. Однако он усидел и продолжал скакать, уворачиваясь как мог от опасных колючих кустов и ветвей ястребиных деревьев. Не успел он и сотню раз судорожно глотнуть воздух, как конь встал: перед Мышеловом была хижина Шильбы, а в низком дверном проеме, чуть выше головы Мышелова виднелась раскорячившаяся фигура в черном балахоне с надетым на голову клобуком.