Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф

– Фрейграф! Свободный граф, он не подчинен даже своему королю, так как считается имперским вассалом. Фрейграф служит делу чести, доблести, благородства. Он верен не столько своему правителю, наделившему его землей, сколько Истине, что выше всех земных правителей.

Я подумал, кивнул.

– Принимаю. С благодарностью. Сэр Ричард, гроссграф, майордом и маркграф Гандерсгейма, благодарит вас и заверяет в своем добром отношении.

Король умолк, взглянул на меня остро и пронизывающе. Я держался все так же каменно.

Растенгерк кашлянул, проговорил после паузы:

– Вы получаете… ответ… так быстро?

Я гордо наклонил голову.

– Мой господин, когда изволит, может смотреть глазами своих слуг и слышать их ушами. И позволяет одним своим любимцам и соратникам слушать и видеть то, что видят другие.

Растенгерк произнес потрясенно:

– Понимаю, почему сэр Ричард-завоеватель с такой легкостью взял королевство Орифламме!..

– И выбил войска варваров, – добавил король, Растенгерк поморщился, но король повернул к нему голову и уточнил: – Никакому другому властелину это не удалось бы.

Растенгерк кивнул, это объяснение устраивает гордый дух степного ярла, вождя могущественного племени ассиров, успевшего побывать в набегах на Сен-Мари и уже оценившего разницу между войсками орифламмовцев и прибывших из-за Великого Хребта северных героев.

– Думаю, – сказал он, – можно надеяться и на мое племя. А сейчас, когда вы, Ваше Величество, на троне…

Страшный голос прервал:

– Он еще не на троне!

Все обернулись в ужасе и замерли. В дверном проходе, что ведет во внутренние помещения, появилась высокая фигура ярла Камбре, костлявая, обгоревшая, безволосый череп покрыт толстой кровавой коркой, одна глазница выжжена, второй глаз, лишившись ресниц и даже верхнего века, смотрит жутко и обрекающе.

В руках у ярла сверкающий красной медью арбалет, стрела смотрит в нашу сторону, пугающе черная, как безлунная ночь, толстая и с искрящейся оранжевой точкой на кончике.

Я воскликнул радостно:

– Наконец-то! Хорошо, что ты выбрался. Принимаешь мое предложение?

Он прокричал дико, его трясло, как тонкое дерево под ураганным ветром:

– Думали, умнее меня? Сильнее?.. Теперь умрите все и…

Я сказал быстро:

– Омаль, давай.

Камбре приподнял арбалет, направляя стрелу мне в грудь, хотя, догадываюсь, и так разнесет все вокруг, не зря король, Растенгерк и обе женщины застыли в ужасе…

…коротко и страшно блеснуло. Мы все ощутили страшный холод, а колдун мгновенно превратился в ледяную статую. Страшный холод проморозил так, что стали отчетливо видны прозрачные внутренности, арбалет вообще стал стеклянным.

Я оглянулся на застывших в дверях бледных стражей.

– А вы чего ждете? Оттепели?

Они поспешно бросились к статуе. Застучали мечи и топоры, кусочки льда откалывались легко, вскоре весь пол засверкал, усеянный мелкими льдинками.

Из кухни притащили широкие раскаленные жаровни. Льдинки быстро таяли, растворяясь в сухом воздухе. Громко стуча подошвами, прибежал запыхавшийся Омаль, через плечо переброшен отливающий серебром арбалет, похожий на застывшую ртуть.

– До чего же точно бьет! – крикнул он изумленно. – Господин дракон, можно я оставлю эту штуку себе?

– Благодарю за службу, – ответил я. – Как видишь, не зря просидел в засаде. Нет, арбалет сдашь в личную оружейную короля. Но Его Величество изволил приготовить тебе достойную компенсацию и вознаграждение…

Король повернулся ко мне, лицо все еще бледное, но голос прозвучал державно ровно:

– Весьма… но как вы предвидели?

Я двинул плечами.

– Можно назвать прекогнией, можно – опытом. Как стратег, я допускал такую возможность, а как художник, чувствовал некую незавершенность случившегося… Да и традиция, знаете ли… В последний момент должен какой-то гад попытаться все изменить… Не думал, правда, что все так просто и в лоб, в смысле – явится ваш двоюродный брат. Я больше следил за руками присутствующего здесь Растенгерка… ну, ожидал более неожиданный и непонятный даже мне выверт… я же эстет-передвижник! Впрочем, зачем усложнять? Я эстет только местами и стараюсь быть проще, чтобы к народу ближе… правда, не настолько, чтобы и к троллям.

Омаль сказал уже без страха перед драконом:

– Я думал, проклятый колдун сгорел в том пылающем аду, что вы устроили…

– К высокой температуре, – обронил я, – у него некоторый иммунитет, а вот к низкой, гм… В общем, Ваше Величество, еще раз почтительно кланяюсь и отбываю. Увы, у драконов много дел, завидую беспечным мотылькам и прочим бабочкам.

Принцесса соскочила на пол, обхватила мою огромную голову тонкими руками.

– Ну почему, – прошептала она с неожиданно острой болью в трепещущем голосе, – почему ты не человек?..

Прекрасные и всегда ясные глаза покраснели от слез, веки и губы некрасиво распухли. Я промолчал, она жарко поцеловала меня в губы, я ощутил их уже недетский жар.

– Я рептилия, – напомнил я с неловкостью.

Она вскричала в слезах:

– Ты не рептилия!.. Это они все рептилии!

– Вики…

– Нет, – закричала она и уцепилась за меня изо всех сил, – ты самый лучший!.. ты самый замечательный!.. Я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя!..

Омаль с печальным лицом крепко взял ее за руку, король за другую. Принцесса заревела, прекрасное лицо стало жалобным и некрасивым.

– Не бросай меня!.. Я не могу без тебя!.. Я тебя очень-очень люблю…

Мириам подошла к ней и, крепко обняв, прижимала к своей груди, удерживая, чтобы я мог уйти, но я не мог, принцесса ревет в три ручья и протягивает ко мне руки так, словно тонет, а я – единственная веточка, что ее может спасти от ужасной участи.

Растенгерк молча ткнул меня в бок, я намек понял, но лапы как примерзли к полу, а принцесса прокричала отчаянно:

– Приходи ко мне! Хотя бы в моих снах!..

Мириам вскрикнула испуганно:

– Вики, что ты говоришь!

– Я буду жить в них, – крикнула принцесса, – только в них, и тогда ты сможешь меня любить. Я буду стараться все время спать, я упрошу чародеев погрузить меня в вечный сон…

Ее уводили силой, она рвалась и так отчаянно кричала, что у меня заболело сердце. Я стиснул челюсти, стараясь не двигаться. Мелькнуло безумное, что в самом деле прилетать бы в ее спальню по ночам и превращаться в человека… ну как Эрот к Психее, с запретом зажигать свет… однако я человек, а не тупой сластолюбивый языческий божок, и потому продолжал гореть на адском огне, пока плачущую навзрыд и упирающуюся принцессу уволакивали из зала.

Мириам проводила ее взглядом, красивая и ровноспинная, медленно повернулась ко мне. Глаза предательски блестят, она гордо запрокинула голову, вроде чтобы смотреть мне в морду, но я видел, что изо всех сил старается не выронить слезы и не нанести ущерба достоинству королевской дочери.